Сегодня исполнился ровно год с момента трагедии на шахте Костенко, унесшей жизни 46 горняков. С раннего утра родные погибших собрались у шахты, чтобы почтить память своих близких и возложить цветы к памятнику. На месте побывала собственный корреспондент наш сайт.
Обстановка была мрачной и скорбной — не было ни речей, ни официальной минуты молчания, ни представителей руководства. Лишь скорбь и боль.
Алена Парамонова потеряла отца, брата и дядю. Женщина рассказывает, что ей по сей день не хочется находиться рядом с шахтой, ведь всё там напоминает о трагедии.
«Этот год мы пережили ужасно. Брат по счастливой случайности не попал под взрыв. Он был на больничном. В итоге умер от рака. А папа и дядя погибли здесь. Это Сергей Киселёв и Сергей Бобряшов. А мой брат стоял там, где доставали тела, и помогал их опознавать. Моего отца одним из последних достали. Время идёт, а ты всё больше начинаешь скучать. Я даже не езжу мимо шахты, потому что вспоминаешь эти дни, как мы сидели, ждали. Я двое суток провела на шахте. Ходила туда, где висели личные вещи отца, обнимала их, молилась, чтобы он был живой. Потом, когда мы уже поняли на вторые сутки, что уже давно не достают живых, я просила, чтобы он хотя бы был целый. Я видела отца, как он выглядит. И, когда приезжаешь на шахту, как будто ты опять приехал сюда ждать. В день трагедии мы до трёх ночи не спали. Нам не давали спать кураторы, что-то постоянно нужно было писать, когда нам нужно было скорбеть, когда мы должны были подготавливаться к похоронам. Нас заставляли писать какие-то документы, совершенно смешные. Якобы какие-то вещи мы должны были отдать и указать размеры. Хотя нам это было не нужно. Это была просто кража нашего времени. Это была просто пыль в глаза. Есть обида и злость на вышестоящее руководство и начальство. Не на шахту. Папа здесь проработал 30 лет. И почему-то стаж поставили на пять лет меньше».
Екатерина Мордасова, дочь шахтёра Виталия Мордасова, до сих пор возмущена, что руководство шахты поздно оповестило их о гибели горняков.
«Мой папа с 18 лет здесь работал. У меня только один вопрос: почему они молчали, уже зная, что их нет? Они знали это с девяти утра, если не раньше. Моего отца нашли чуть не в семь утра, а сказали о том, что его нет, только в девять вечера. То есть понимаете, что значило это ожидание? Чтобы вымотать нам нервы? Нам только потом сказали. Мой отец был самым первым в списке. Теперь очень тяжело приезжать сюда, на место гибели родных, откуда их выносили. Мы их проводили живых, они ушли и больше не вернулись. С каждым днём только хуже от того, что ты осознаёшь, что человек больше не вернётся. И поблагодарить за помощь мы не можем!»,рассказала Екатерина Мордасова.
Родители Дмитрия Гудза, которые также проработали на шахте Костенко многие годы, вспоминают, как гордились этим местом.
«Дима тут тоже отработал 31 год. Наша шахта была всегда самой-самой лучшей, передовой. И всё время только внимание было на безопасность. У нас никогда и в мыслях не было такого, что может такое случиться. Ну что теперь сделаешь… Нам остаётся только сказать: «Царствие небесное нашему сыну и всем погибшим шахтёрам». Это наш родной дом — шахта. Поэтому мы не можем ничего плохого говорить. Дима всю жизнь любил свою шахту. На какую бы шахту не посылали — на Саранскую, на Кузембаева, — всегда: «Лучше нашей шахты, лучше нашего места на Костенко нет». Он всегда любил, всегда гордился»,вспоминает Надежда Гудз.
«На других предприятиях даже зарплата была больше, но он любил именно эту шахту, говорил что на своей лучше. Для меня тоже шахта осталась родной… Когда надо будет, я без проблем туда зайду. Кто это не уследил — вот это другой вопрос»,
добавляет Казимир Гудз.
Память погибших шахтёров живёт в сердцах их родных, для которых эта трагедия навсегда оставила глубокий шрам. Спустя год боль только усилилась, а вопросы, на которые так и не были получены ответы, продолжают терзать семьи.
Руководство Qarmet также возложило цветы к мемориалу в честь погибших горняков.