Содержание:
Как романтическая встреча с парнем из Франции в интернете превратилась в манипуляции, обвинение в организации убийства и самый долгий в истории современной французской юриспруденции срок заключения без приговора. Казахстанка София Боднарчук, которую осудили по ложным обвинениям, но ей удалось добиться отмены приговора, рассказала свою историю в эксклюзивном интервью наш сайт.
О злоключениях девушки из Карагандинской области во Франции большинство казахстанцев могли никогда и не услышать. Но когда она одержала победу в суде при поддержке казахстанских дипломатов, об этой истории заговорили на родине.
Бывший муж Софии, гражданин Франции Кевин Руксэль, убил своих родителей в день своего рождения 20 февраля 2016 года. А затем его семья сделала всё, чтобы обвинить Софию не только в соучастии, но даже в организации этого убийства. Её оскорбляли в суде, выставляли хитрой эмигранткой из нищей страны, которая приехала обобрать французского мужа, у неё забрали дочь и годами настраивали ребёнка против матери.
В суде ей пришлось доказывать свою невиновность и удалось одержать победу. Это были восемь лет тяжёлой борьбы, и они еще не закончились, ведь дочь Софии не вернули до сих пор, её воспитывает тётя бывшего мужа.
Начиналась история Софии красиво и романтично, тогда никто не мог предположить, чем всё обернётся.
Нашли игрушку
София, расскажите, как получилось, что вы стали женой гражданина Франции? Где и когда вы с этим человеком познакомились, как развивались отношения?
— Мне тогда было 18 лет, я уже начала работать и училась в колледже, изучала английский. Для практики языка я общалась в соцсетях со своими сверстниками на английском. Там на меня вышел парень, я узнала, что его зовут Кевин Руксэль и он из Франции. Мы переписывались, он мне присылал стихи, фотографии.
Позднее мы начали общаться через Skype, и в одной из бесед по видеосвязи он мне представил свою маму. Постепенно мы стали общаться по скайпу семьями, и после долгого общения его семья пригласила нас с мамой во Францию, чтобы познакомиться.
Когда мы прилетели, после знакомства с семьёй Кевин неожиданно сделал мне предложение.
Конечно, он мне был симпатичен, это была первая любовь, но всё же я была удивлена, это было слишком быстро. Пока я раздумывала, как ответить на предложение, Кевин и его мама меня поставили перед фактом, что они уже пригласили всех на свадьбу, и на это мероприятие запланирован определённый бюджет, они уже всё организовали.
Его родители мне сказали: «Если не понравится — разведёшься и уедешь через месяц».
Просили не отказываться от свадьбы, «не подставлять их, это некрасиво, все приглашены».
Это потом уже на суде через годы я узнала, что они запланировали эту свадьбу и пригласили гостей ещё до того, как я прилетела во Францию. Когда я ничего такого даже не предполагала.
На самом деле с Кевином мы жили хорошо, общались в основном на английском, хотя он на этом языке говорил плохо, а я по-французски ничего не понимала. С его мамой я хорошо общалась, она владела русским языком, и мы с ней подружились. Когда родилась дочь, я всё время посвящала ей, у меня было много хлопот по дому. С Кевином мы больше общались на бытовые темы, про повседневные хлопоты.
Во время совместной жизни вам не казалось, что с мужем что-то не так, были ли какие-то сигналы о том, что он способен убить собственных родителей, что он собирается это сделать?
— Нет, ничего не предвещало проблем. Кевин сам по себе был человеком замкнутым, скромным и неразговорчивым. Мы в основном общались на бытовые темы. Но я дружила с его мамой, и она никогда не говорила о каких-то проблемах в их семье.
Однажды его родители пригласили нас отпраздновать день рождения Кевина 20 февраля у них. Мы ехали на праздник, красиво оделись, со мной была дочка, её тоже нарядили. Это должен был быть просто день рождения, но как гром среди ясного неба случилась вот такая трагедия.
В тот момент, когда всё происходило, я была в гостиной с дочерью, а выстрелы были на кухне. То есть я находилась в другой комнате с ребёнком, убийство не происходило на моих глазах, я не видела и не знала, что там произошло, только слышала звуки выстрелов. Я испугалась, и очень сильно напугалась дочка.
Уже потом на суде я узнала, что в момент убийства на кухне присутствовали мой теперь уже бывший муж, его старший брат Ян и их родители.
Брат Кевина старше него на пять лет. Во время судебных разбирательств эксперты установили у него синдром Аспергера. А в тот день я об этом ничего не знала, семья тщательно скрывала его диагноз. У меня с братом мужа отношения были в целом нормальные, мы редко общались.
Нужно было на кого-то переложить вину
Как вы попали в поле зрения полиции и как из свидетельницы вас сделали соучастницей?
— Когда я услышала выстрелы, я прижала дочь к себе, чтобы она ничего не увидела страшного, вынесла её из этого дома, подальше от этой трагедии и опасности. Потом мы поехали с дочерью и с мужем в жандармерию, то есть в полицию. Там мой бывший муж сказал, что его отец хотел убить мать, а он заступался за неё. И так получилось, что он выстрелил в отца, и отец умер. А мать погибла от выстрела отца. У бывшего мужа была прострелена нога, его отвезли в больницу, меня как свидетельницу продержали 24 часа на допросах и отпустили.
Дальше я была дома с дочкой, не предполагала, что для меня что-то изменится. Я чувствовала себя невиновной, более того, я чувствовала себя жертвой, потому что мы находились с дочкой в доме, где была стрельба. А значит, была угроза жизни моей и моего ребёнка. Но чего я никак не могла предположить, так это того, что мне будут предъявлять какие-то обвинения и что мне может грозить заключение. Я по своей наивности надеялась на правосудие.
Прошло около месяца с момента трагедии, когда полицейские пришли за мной. Потом на суде я узнала, что Кевин менял свою версию, уже не обвинял отца, а переложил всю вину на старшего брата. Брата заключили в тюрьму, там у него диагностировали синдром Аспергера. Кевин уже говорил, что это брат во всем виноват, что это он придумал и организовал это убийство из-за наследства. Брат всё отрицал.
И вдруг полиция пришла ко мне, заключила меня в тюрьму и забрала мою дочь. Хотя на тот момент Кевин меня вообще не упоминал в своих версиях. Я была в полном шоке.
Я не понимала, почему меня забрали в тюрьму, в чём меня обвиняют, надеялась, что меня сразу отпустят, ведь я ни в чём не виновата и ничего не знала об этой трагедии. Но время шло, я сидела в тюрьме. Моя первая адвокат, которую я спросила, что они против меня имеют, ответила:
«У них ничего нет на тебя. Но тебе «шьют» дело».
Только когда я уже год просидела в заключении, я была на первом суде, который был сорван моим бывшим мужем, а он срывал четыре суда, то попытками суицида, то хватая за горло моего адвоката, то совершая ещё какие-то провокации. Так вот на этом первом суде я поняла, что меня посадили в тот момент, когда отпустили его старшего брата. Можно сказать, что я заняла его место.
Тогда против меня начала лжесвидетельствовать бабушка моего бывшего мужа. Это лжесвидетельство следователи не проверили, то есть меня взяли под стражу, основываясь на словах человека, которого не было в момент трагедии в этом доме.
С этой бабушкой я практически не общалась и не знаю, что она вообще могла против меня сказать, потому что сказать было нечего. Мой бывший муж с ней тоже толком не общался. Но бабушка очень искусно лжесвидетельствовала, она даже вложила слова в уста мёртвой женщины — жены её сына. Бабушка рассказывала, что перед смертью женщина якобы ей что-то говорила обо мне.
На суде мы доказали, что бабушка солгала, но потом посыпались лжесвидетельства от друзей семьи Руксэль, с которыми я практически не общалась. Люди, с которыми виделись только в новогодние праздники, ни они меня не знали, ни я их. Но множество таких свидетелей вдруг начали радикально менять свои показания и свидетельствовать против меня. На суде выяснилось, что на них повлияла семья моего бывшего мужа.
Ритуальное убийство
На этих судебных заседаниях удалось выяснить, почему и зачем Кевин убил своих родителей? Что его к этому подтолкнуло?
— В судебном процессе были задействованы пять разных экспертов в сфере психологии и психиатрии. Они слушали выступления в суде всех членов семьи бывшего мужа, в том числе и меня. Они провели много часов с каждым человеком.
Среди экспертов была одна самая сильная специалистка во Франции по манипуляциям и сектам. Её признают одним из лучших экспертов Европы в этой сфере.
Что выяснилось по результатам исследований экспертов — во-первых, семья скрывала болезнь старшего сына Яна. Они старались создать видимость, что всё в порядке, хотя у сына были явные признаки каких-то отклонений и поведение, выходящее за рамки поведения здорового человека.
Другой факт, на который обратили внимание эксперты, — что Кевин убил обоих родителей в день своего рождения. По словам эксперта по манипуляциям и сектам, это не просто двойное убийство, оно имеет чёткую психологическую окраску.
Эксперт предположила, что это могло быть ритуальное убийство.
По её словам, когда человек убивает родителей в свой день рождения, и потом у него состояние, как будто ничего не случилось, этим он старается показать, что стирает связь между ним и теми, кто его привёл в этот мир. То есть он пытался стать родоначальником, первым человеком, от которого будут рождаться новые поколения.
Эксперт также обратила внимание на информацию о детстве Кевина. Он рассказывал одному из экспертов, что когда он был ребёнком, родители над ним издевались. Он так воспринимал их отношение, как унижение. Семья жила очень изолированно, они часто переезжали, объясняя это разными факторами. У двух братьев не было самостоятельной жизни, они всё делали вместе с мамой и папой. По рассказам Кевина, у матери был абсолютный контроль над сыновьями, при этом мать и отец всегда уделяли больше внимания старшему сыну, у которого был изъян. Хотя мать не хотела принимать это как изъян и говорила, что он вундеркинд.
Кевин, по словам психолога, страдал от нехватки внимания. Это и послужило базой для чувства ненависти, которое ребёнок годами развивал к родителям. По словам эксперта, убийством родителей он пытался навсегда стереть с ними связь.
Кроме того, другие эксперты диагностировали у моего мужа паранойю и шизофрению, раздвоение личности, отсутствие эмпатии, нарциссизм и полное отсутствие сострадания к кому-либо. Все они говорили, что Кевин умело манипулирует людьми, даже включили его в десятку самых сильных манипуляторов Франции.
О наших отношениях говорили так: он меня выбрал и манипулировал, он никогда меня не любил, я просто попала в его капкан, из которого у меня не было шансов вырваться.
Образ хитрой эмигрантки
Как проходили суды и как относились к вашим показаниям?
— Всего с 2016 года я пережила шесть уголовных судов, четыре из которых были сорваны моим бывшим мужем. На четвертом и пятом рассмотрели дело и приговорили меня к 20 годам заключения, а шестой суд в апелляции меня полностью оправдал. Меня выпустили 22 октября 2022 года.
В заключении без приговора суда я находилась пять лет и шесть месяцев.
Всё это время версия того, как произошла эта трагедия, постоянно менялась. Возникла восьмая или девятая версия, в которой меня уже называли соучастницей, а Кевин сказал, что я якобы была организатором убийства его родителей.
Стратегия моего бывшего мужа и его семьи заключалась теперь в том, чтобы выставить меня виновницей всего, якобы он под моим влиянием убил родителей, и тогда ему бы снизили срок, а мне прибавили. И самое главное, что его семья навсегда забрала бы моего ребёнка.
Его семье надо было спасти свой имидж, сказать, что у них всё было хорошо, и если бы я не появилась, то ничего бы не произошло. Такой вариант был очень удобен следователям. По сути, в процессе разбирательств главный обвиняемый дошёл до полностью противоположной версии в показаниях, и на это закрыли глаза и следователи, и судьи.
С этой версии в суде начала разворачиваться постановка, как якобы бедная девушка из Казахстана приехала с целью обобрать француза.
Первым на это обратил внимание адвокат, который меня защищал — Эдуард Марсиаль, один из сильнейших адвокатов в уголовных процессах во Франции. Он не раз отмечал в суде, что такая версия нежизнеспособна, она не имеет под собой никаких оснований. Ведь когда мы поженились, Кевин был примерно того же возраста, что и я, мы оба были молоды, он не был из семьи миллиардеров.
Но в суде адвокаты семьи Руксэль меня всё время пытались выставить хитрой иностранкой, пытались изобразить Казахстан как нищую страну. Например, говорили, что надо ещё доказать, что у нас в доме было электричество.
У меня спрашивали, училась ли я в школе в детстве и как я до неё добиралась — на верблюде или ещё как-то?
В отсутствие других доказательств моей причастности им необходимо было навесить на меня это клише бедной эмигрантки.
Против меня выступали 10 адвокатов, каждый из родственников Кевина нанимал своего представителя. И, как отмечал мэтр Марсиаль, они вели себя как прокуроры, то есть не защищали моего бывшего мужа, а обвиняли меня. Давили, не давали ответить на вопрос, при попытке обосновать свой ответ перебивали. И судьи как будто их поддерживали, меня просто усаживали на место, иногда со словами «это неправильный ответ». Были моменты, когда мне вообще не давали слова после того, как адвокаты семьи Руксэль выступали с обвинениями в мой адрес, не давали мне возможности все их высказывания опровергнуть.
Мне говорили, что на мои ответы нет времени.
При этом, когда давали слово бывшему мужу, у него всегда было столько времени, сколько ему было нужно, чтобы развивать свои теории, он мог говорить в суде часами.
И поскольку это был суд присяжных, у Кевина и его адвокатов была возможность склонить их на свою сторону, а мне не дали возможности защищаться. Также мои адвокаты отметили множество грубых нарушений в ходе следствия. Не могу утверждать, что они делали это намеренно, но такое количество ошибок — это странно.
Гордость за свою страну
Была ли у вас поддержка в чужой стране? Куда вы обращались за помощью?
— Поддержка была очень сильная от родной страны, посольства Казахстана во Франции. С первых дней на всех судах присутствовали представители посольства, тогда бывший Чрезвычайным и полномочным послом Казахстана во Франции Жан Галиев лично интересовался ходом дела, помогал.
Это для Франции было странно, меня судьи спрашивали: «Это правда, что на суде будут присутствовать люди из посольства?» Говорили, что ни разу ещё не видели такого активного участия дипломатов в защите гражданки своей страны, какое было со стороны Казахстана.
Каждый раз, когда мои права были нарушены, посол направлял письма в Министерство юстиции Франции. Он добился для меня разрешения на телефонные звонки в любое время суток Рустему Умурзакову — советнику посольства по юридическим вопросам.
Однажды, когда сам Рустем Умурзаков присутствовал на заседании, на допрос вызвали бабушку Кевина, и она не просто лжесвидетельствовала, она начала обзывать меня грязными словами. Вместо того чтобы отвечать на вопросы, бабушка бесконечно меня оскорбляла, и судья не останавливала её, хотя не должна была позволять подобное в зале суда.
Тогда Рустем Умурзаков подозвал адвокатов, высказал своё мнение, после чего позвонил послу. Посол Жан Галиев направил письмо в Минюст Франции. В нём отметили, что своим молчанием судья одобрила слова свидетельницы, её оскорбления, и показала присяжным, что согласна с этим и не видит проблемы. Другие судьи тоже не высказывали возражений.
После этого письма судья отреагировала, хотя и пыталась сгладить ситуацию. Она сказала, что посольство представлено в зале суда, и что, мол, вчера был «маленький инцидент», поэтому попросила всех участников процесса не выражаться нецензурно. Письмо подействовало.
И всё равно в суде нарушали принцип равенства сторон, моему адвокату закрывали рот, не давали говорить. Однажды дошло до того, что мой адвокат и судья кричали друг на друга. Не говоря уже о том, что происходило в тюрьме, где очень часто меня ущемляли в правах, даже отказывали в медицинской помощи. Посол Жан Галиев несколько раз писал письма в Министерство юстиции Франции.
Прокурор сначала требовал для меня пожизненного заключения, потом запросил срок 30 лет.
Присяжные вынесли вердикт, что я виновна, и суд вынес приговор — 20 лет тюрьмы. Услышав это, я потеряла сознание в суде.
По словам моих адвокатов, присяжные обсуждали вердикт более пяти часов, не могли прийти к решению. Некоторые люди подходили к двери, где были присяжные, и оттуда были слышны крики. Что там произошло, мы никогда не узнаем.
Поддержка со стороны Казахстана для меня значила очень много. Рустем Умурзаков стал практически моим четвёртым адвокатом. Он так тонко знал юридическую систему Франции, что адвокаты с радостью принимали его советы.
Посольство помогало моим родителям, способствовало, чтобы им в Астане быстрее выдавали визы, чтобы они могли приехать ко мне на свидание в тюрьме, их встречали в Париже, сопровождали.
Мой адвокат Эдуард Марсиаль, которому уже 70 лет, говорил, что никогда в жизни не видел, чтобы страна услышала свою гражданку и так её поддерживала за границей. У меня даже тюремные работники спрашивали, не родственница ли я президенту Казахстана, почему посольство так за меня борется.
Я благодарна за эту поддержку, горжусь тем, что я из Казахстана, считаю, что Казахстан — слышащее государство. Я никогда не обменяю казахстанское гражданство ни на какое другое.
После того как вас оправдали, что вы будете делать дальше?
— По словам мэтра Марсиаля, мой срок — пять с половиной лет заключения без приговора суда — самый длинный за всю историю французской юриспруденции, которую можно отследить по архивам. После того как меня оправдали в октябре 2022 года, мне предложили компенсацию за незаконное заключение из-за юридических ошибки. И по оценкам моих адвокатов, это самая маленькая компенсация за это за всю историю Франции. Её даже не хватит, чтобы расплатиться за все суды и со всеми адвокатами.
Мы отказались от этой суммы и обратились в Верховный суд Франции, в комиссию по компенсации незаконно заключённым и юридических ошибок. Через месяц будет заседание суда.
Но самым важным и сложным остаётся вопрос опеки над моей дочерью. Находясь в тюрьме, я постоянно подавала апелляции насчёт неё, чтобы её забрали из семьи моего бывшего мужа, потому что тётя лжесвидетельствовала против меня. Это нарушение прав человека на европейском и на французском уровне — отдать ребёнка в семью, которая свидетельствует против матери. Но суд мою дочь там постоянно оставлял.
Этот ущерб невозможно оценить, я не видела своего ребёнка почти 10 лет. Тётя взяла дочь и с двух лет воспитывала её в ненависти ко мне. Дочка думает, что я — убийца бабушки и дедушки. Сколько, по мнению французских юристов, стоит отобрать первенца у матери? До сих пор во Франции таких ошибок ещё не совершали.
У меня есть все условия для того, чтобы воспитывать своего ребёнка. Меня даже психологическая экспертиза признала здоровой, нормальной. Никто, ни адвокаты, ни психологи не понимают, почему мне не отдают дочь.
Хочется задать вопрос: «Со мной так поступили, потому что я иностранка? Или все-таки нет?» Надеюсь, что принципы Франции «Свобода, равенство и братство» будут соблюдены для всех.