Еще за год до начала войны в Украине участники ЕАЭС строили грандиозные планы по расширению интеграции. Даже приняли «историческую» Стратегию-2025, в которую включили 330 специальных мер и механизмов. Но то ли геополитические штормы помешали, то ли хронические болезни внутри евразийского организма обострились, однако многие из заявленных целей так и остались на бумаге. В этой связи мы попросили доктора экономических наук Вячеслава Додонова оценить нынешнее состояние интеграционного проекта и спрогнозировать вероятные сценарии его будущего.
— Вячеслав Юрьевич, насколько устойчивым, на ваш взгляд, сегодня выглядит Евразийский экономический союз?
— Полагаю, ЕАЭС все же дрейфует в сторону увеличения аморфности и снижения эффективности. С этим объединением происходят процессы, схожие с теми, которые ранее выхолащивали эффективность СНГ и других попыток интеграции – от ЦАЭС до ГУАМ. И хотя в ЕАЭС они происходят менее интенсивно (организация сохраняет значительную часть своей действенности), но сам вектор мне видится именно таким.
— В чем конкретно это проявляется?
— В том, что на формально общем рынке постоянно и уже практически без оглядки на нормативную базу ЕАЭС вводятся разного рода ограничения на вывоз или ввоз каких-либо товаров в зависимости от текущей ситуации. А также в постоянно откладываемых мерах по новым стадиям интеграции, например, по общему рынку нефтепродуктов. Плюс в затормозившемся процессе ликвидации ограничений на общем рынке ЕАЭС: в конце 2023-го их было 34, из которых к 2025-му планировалось устранить 18, но сейчас в реестре Евразийской экономической комиссии (ЕЭК) значатся 35 ограничений. И даже в том, что сам дискурс ЕАЭС стал практически не виден в информационном и экспертном поле, так как вытеснен более острыми и актуальными проблемами.
С другой стороны, надо учитывать контекст, в котором сейчас существует этот проект. То, что он все же функционирует и его принципиальные, базовые цели продолжают реализовываться даже в текущих условиях, говорит, во-первых, о значительном запасе прочности, а, во-вторых, о том, что евразийская интеграция базируется на реальных взаимных интересах и не является отвлеченным прожектом.
— Не появились ли признаки дезинтеграции? И по каким вопросам у членов объединения чаще всего возникают разногласия и споры?
— Признаки дезинтеграции проявляются прежде всего в отношениях с отдельными странами, которые после 2022 года изменили свою политическую ориентацию. Это касается Армении, а также Молдовы, которая имела статус наблюдателя в ЕАЭС с 2018-го. Почему имела? Потому что в конце 2021-го новый президент страны Майя Санду заявила, что отказывается считать ее таковой, хотя формально этот статус сохранился.
Кроме того, можно отметить остановившийся процесс заключения соглашений между ЕАЭС и третьими странами — о свободной торговле и других форматах экономического сотрудничества. Хотя до 2022 года он активно развивался, готовились договоры со многими государствами. Но в последующий период был заключен лишь один – с Ираном в 2023-м.
Что касается споров, то на слуху дискуссии о пересмотре размеров распределения таможенных пошлин. Данный вопрос сейчас решается, в том числе он был рассмотрен на заседании Высшего Евразийского экономического совета именно по инициативе казахстанской стороны. Также стоит указать на определенную напряженность в сфере свободы движения рабочей силы на формально общем рынке труда: она возникла после того, как Россия ужесточила правила пребывания на своей территории граждан других стран. Это ударило по трудовым мигрантам, в том числе из Кыргызстана — члена ЕАЭС.
Если же говорить о торговых ограничениях, то у меня складывается впечатление, что на них сейчас просто закрывают глаза. Когда речь заходит о каких-то разовых мерах, то эти вопросы вообще не поднимаются. А когда о постоянных проблемах (с ограничениями на ввоз или вывоз какой-то продукции), то их просто переводят в разряд изъятий и таким образом легитимизируют. Потому что изъятия и ограничения – это два вида препятствий на общем рынке, которые могут существовать в рамках нормативной базы союза. Причем соответствующий раздел (по изъятиям) на странице ЕЭК закрыт, что может быть связано в том числе и с увеличением количества этого вида препятствий.
— А как отразилось на деятельности ЕАЭС жесткое санкционное давление на Россию? Можно ли говорить о том, что оно, наоборот, простимулировало его развитие?
— Думаю, что санкционное давление оказало негативное влияние на развитие ЕАЭС. Выше я уже говорил о прекращении процесса заключения новых договоров с третьими странами. Плюс усложнились ведение бизнеса и деятельность институтов ЕАЭС, поскольку в них ведущую роль играет РФ. Примером такого рода является вынужденная уступка Россией части своего пакета акций в Евразийском банке развития (ЕАБР) в пользу других стран-участниц, в результате чего ее доля сократилась с 66% до 44,8%. В условиях, когда фактически оборвались нормальные трансакции между подсанкционными банками РФ и банками других стран ЕАЭС, когда прекратилось ранее существовавшее обращение российских ценных бумаг на зарубежных биржах (в частности, на KASE) и т.п., реализация планов по созданию общего финансового рынка стала невозможной.
Санкции придали определенный импульс сотрудничеству с Россией ряда стран ЕАЭС в части увеличения взаимной торговли, инвестиций, туризма и прочего. Это в полной мере относится и к Казахстану. Но такая активизация происходит не по линии союза, а на основе двусторонних взаимосвязей. Впрочем, и ранее динамика экономического сотрудничества в рамках ЕАЭС зачастую была вызвана факторами двусторонних отношений или даже факторами внешнего происхождения, а не импульсами евразийской интеграции.
— Что в таких условиях удалось/не удалось реализовать в рамках Стратегии-2025?
— В документе было очень много мер (оценивать их реализацию не представляется возможным), сгруппированных в 11 блоков. И я думаю, что большую часть этих блоков нельзя считать реализованными. А именно: завершение формирования общего рынка товаров, услуг, капитала и рабочей силы; повышение эффективности регулирования общего рынка ЕАЭС; формирование цифрового пространства ЕАЭС; создание механизмов целевого содействия экономическому развитию; выстраивание системы управления совместными кооперационными проектами и развитие высокопроизводительных секторов; повышение эффективности институтов ЕАЭС; развертывание механизмов сотрудничества в области образования, здравоохранения, туризма и спорта.
— А каковы плюсы и минусы участия в ЕАЭС на данном этапе конкретно для Казахстана?
— Полагаю, в последние годы ситуация в этой области не изменилась. Те плюсы и минусы, которые были в первые годы функционирования ЕАЭС, сохраняются и в настоящее время. Под плюсами я имею в виду отсутствие таможенных барьеров, облегчающее торговлю; общие рынки, которые при всех сложностях и изъятиях все же существуют, и к их наличию можно апеллировать в случае возникновения проблем; активизация инвестиций, которая тоже в значительной мере обусловлена режимом ЕАЭС. В этот список можно включить даже какие-то неэкономические факторы вроде принятого недавно именно в рамках организации решения о взаимном признании ученых степеней.
Среди минусов я бы прежде всего назвал возросшую конкуренцию производителей товаров на своих рынках с аналогичной продукцией из стран ЕАЭС. Но, по-моему, эта проблема несколько утратила свою остроту, в том числе за счет увеличения мер поддержки отечественных производителей, а в последние годы – вследствие сокращения импорта из России. Последнее вызвано сильным укреплением рубля относительно тенге, что привело к повышению цен на российские товары.
Если же говорить о специфике текущей экономической ситуации, то она обусловила такой плюс, как увеличение финансирования проектов в Казахстане со стороны ЕАБР в условиях сокращения поддержки российских проектов. В результате чего доля страны достигла в портфеле банка 60%.
— Могли бы вы предложить решения, которые позволили бы нашей стране получать больше выгод (пользы) от участия в союзе? В том числе в рамках новой Стратегии-2030, которую его члены готовятся принять с учетом радикальных изменений в мировой экономике и политике.
— Больше выгод от членства в ЕАЭС можно получить при условии его дальнейшего развития, которое пока поставлено на паузу. Я бы также отметил, что Казахстан мог бы получать финансирование от Евразийского фонда стабилизации и развития (ЕФСР), у которого пока нет проектов в нашей стране.
В целом полагаю, что основные плюсы могли бы быть связаны с реализацией тех планов, которые были заложены еще в Стратегии-2025. Например, в части формирования общего рынка капитала. А в Стратегии-2030 хотелось бы видеть меры, способствующие формированию реального финансового суверенитета организации, появлению у нее иммунитета в отношении воздействия третьих стран. В частности, должны быть разработаны и реализованы меры по созданию собственных платежно-расчетных систем, по обеспечению независимости финансовых институтов союза (ЕАБР, ЕФСР) от внешнего воздействия и другое.
— Каким вы видите будущее ЕАЭС?
— Сейчас это будущее выглядит неопределенно и останется таким на протяжении еще нескольких лет, поскольку пауза в реализации основных проектов по созданию полноценных общих рынков капитала, услуг, труда, нефтепродуктов будет длиться до тех пор, пока страны-участницы соблюдают режим санкций против России. А эти санкции, понятно, не будут полностью сняты в обозримой перспективе. Достижение реального финансово-экономического суверенитета, при котором можно им не следовать, также невозможно в той же перспективе. Поэтому придется смириться с тем, что ЕАЭС останется в текущей фазе развития вне зависимости от того, что будет прописано в новой Стратегии.
Как я сказал выше, существует опасность деградации ЕАЭС в более аморфное, рыхлое и менее ответственное объединение, не предполагающее реальной интеграции с четкими и выполняемыми сторонами обязательствами. Этот сценарий становится более вероятным в условиях санкций и приостановки дальнейшей интеграции. Такой путь приведет к тому, что ЕАЭС превратится в очередной достаточно номинальный проект с преимущественно декоративным статусом и минимальными наднациональными функциями и полномочиями, в котором основными реально действующими механизмами останутся только общее таможенное пространство и финансирование проектов со стороны ЕАБР и ЕФСР.