Вокруг басмаческого движения в Средней Азии в советское время ходило много мифов. Казалось бы, после развала СССР историки в независимых государствах региона должны были рассказать о басмачах всю правду. Не тут-то было. Взамен советских мифов о басмачах возникли антисоветские. То есть, вместо старых небылиц про басмачей стали плести небылицы новые.
Дошло до того, что в некоторых странах Центральной Азии предлагают перед ними покаяться. Оставив «за скобками» много вопросов. Кем же всё-таки были басмачи? Чего они достойны — покаяний или проклятий? Отвечать на эти вопросы непросто, но необходимо. Потому что иметь перед глазами незамутнённую картину прошлого, означает знать, как поступать в будущем.
Корни и крона
Есть концепция, которую предложил британский историк Робин Дж. Коллингвуд. Её суть: чтобы понять личность того или иного исторического персонажа и его мотивы, надо рассматривать всё это с точки зрения той логики, которая преобладала в эпоху, когда этот персонаж жил. Каждой эпохе присущи свои законы и рассуждать о том, что было 100, 200, даже 50 лет назад, с позиций нынешнего века, мягко говоря, неправильно.
Самый главный миф, который объединяет и советских историков, и их нынешних коллег антисоветского толка — басмачи появились в Русском Туркестане после прихода Советской власти. Так ли это на самом деле? И да, и нет. Первые шайки тех, кого местные жители называли «басмакчилар» (от «басмакчи» — «налётчик») появились в Русском Туркестане ещё в конце XIX века. «Басмачами» же они действительно стали называться уже после Октябрьской революции. Куда же из названия этих людей позднее исчезла буква «к»? А никуда — просто при произношении её никто из некоренных туркестанцев не слышал. В принципе, любой читатель может быстро произнести слово «басмакчи», чтобы убедиться: буква «к» в этом слове — как бы «сглатывается». Так они и вошли в историю — «басмачами».
Причиной появления того — первого басмачества стал хлопок. В конце XIX — начале ХХ веков его возделывание в Ферганской долине Туркестана было очень прибыльным делом, хотя и трудоёмким, требующим больших капиталовложений. Поэтому местные дехкане (крестьяне) стали брать на выращивание хлопка ссуды, которые составляли 80% процентов всех нужных дехканам для хлопководства денег.
Ссуды на развитие хлопкового дела дехканам давали разные фирмы и ростовщики. Проценты, сообщают историки, были огромные даже по нынешним меркам — 4% в месяц. То есть, взял в кредит 100 рублей — отдай через год 148. Обычно под залог кредита фирмы и ростовщики брали недвижимость, зачастую оценивая её в половину реальной стоимости. По данным историков, в одном только 1900 году суды зарегистрировали около 80 тысяч сделок по долговым обязательствам, и ещё 60 тысяч — под залог жилья.
Но и до фирм, ссужающих деньги на хлопок, добраться дехканам было проблематично. Поэтому деньги им давали на местах частные агенты, которые и себя не забывали, увеличивая проценты в свою пользу. Те же агенты при сдаче хлопка нагло обвешивали дехкан, да ещё и скупали у них хлопок за треть рыночной цены. Дехкане, понятное дело, об этом не знали.
Ростовщики, в свою очередь, выдавали деньги за полгода до сбора урожая, устанавливая при этом цену наполовину ниже рыночной. За полученную ссуду дехканин-хлопкороб порой выплачивал до 200 процентов. Поскольку собственных средств для посева и возделывания хлопка у дехкан не было, путей у него было всего три: платить, кончать самоубийством (грех, что по Корану, что по Библии), либо… правильно — идти в разбойники. Тогдашние документы Департамента полиции Российской империи фиксировали закономерность: статистика грабежей и разбоев в Фергане прямо зависела от количества исков по взысканным «хлопковым» долгам. Вообще с 1900 по 1908 год количество разбойных нападений в Ферганской долине выросло в пять раз, хотя до начала ХХ века их было не более 50 случаев в год.
Хотя нет — у дехкан, на первый взгляд, четвёртый выход всё же был: выращивать хлеб. Но это в те годы было невыгодно: более дешёвый хлеб везли из Центральной России. Позднее «хлебный вопрос» станет серьёзной проблемой для большевиков, потому что станет одной из причин появления уже антисоветского басмачества. Невыгодно тогда было открывать в Туркестане и заводы с фабриками — купцам куда выгоднее было возить промтовары из той же Центральной России, продавая их здесь по монопольным ценам. Кротости в народе это тоже как-то не прибавляло.
Тут надо признать, что «басмачили» тогда не только дехкане — даже не обязательно коренные жители. Вот, что говорилось в одном из докладов из Туркестана в Санкт-Петербург:
«Необходимо отметить, что разбои и грабежи совершаются исключительно туземцами, иногда лишь, очень редко, их участниками являются кавказские выходцы, ещё реже русские. При этом кавказцы и русские действуют самостоятельно, не входя в соглашение с туземными разбойниками. Последние же производят открытые разбойные нападения, действуя многочисленными шайками. Нападения совершаются почти исключительно на дома зажиточных туземцев».
Что видно из этих слов? «Пришлых» в массе своей первые басмачи не трогали, считая виновниками своих бед исключительно соплеменников. К тому же лихие джигиты делились награбленным с малоимущими дехканами, что в глазах последних делало басмачей героями. Да и не все басмаческие вожаки были из бедняков. Мухаммед-Курбан Сердар, более известный как Джунаид-хан, происходил из зажиточных туркмен племени йомудов. Видимо, состояния предков ему не хватало, раз до Первой мировой войны Джунаид-хан (будем называть его так) грабил караваны в Каракумах.
Но вот грянули сначала Февральская, а следом — и Октябрьская революция.
Территория смерти
И здесь возникает вопрос: а кто взял власть в Ташкенте в ноябре 1917 года? До недавнего времени было принято считать, что большевики, ведомые, мол, «заветами Ленина» и приказами из Петрограда. Но вот что в 1922 году писал побывавший в крае тремя годами раньше член Исполкома Коминтерна Георгий Сафаров:
«Партия большевиков здесь не руководила событиями. Её не было. […] Как это ни парадоксально, в Туркестане не партия большевиков создала советскую власть, а советская власть, необходимость утверждения власти Советов создала здесь партии большевиков и левых эсэров».
Американский историк и социальный антрополог Адиб Халид в свою очередь сообщает:
«Первый Совет народных комиссаров, назначенный Ташкентским советом в качестве своего исполнительного органа, был коалицией левых эсеров, большевиков, интернационалистов и максималистов. Хотя две последние фракции самоликвидировались к весне 1918 года, еще почти год — до начала 1919-го — советская власть в Туркестане держалась на соглашении между большевиками и левыми эсерами. Здесь даже не было отдельной организации большевиков, пока в июне 1918-го не была основана Коммунистическая партия Туркестана».
Но выяснилось, что взять власть в Туркестане — гораздо легче, чем её удержать. Едва взяв власть в свои руки, Ташкентская коалиция «большевики-эсеры» начала делать прямо-таки грандиозные глупости. Прежде всего, в исполнительную власть они не взяли ни одного из представителей коренных народов. Да и вести себя Советы начали в корне неправильно. Не какие-то антисоветские злопыхатели, а именно большевистское издание «Коммунистическая мысль» в 1920 году писало:
«Экономическая политика туркестанской советской власти, совершенно игнорировавшая хозяйственные и бытовые особенности края и народов, его населяющих, привела, особенно в Фергане, к невероятным злоупотреблениям и хищениям. Произвольные реквизиции и конфискации, как эпидемия поражавшие и торговые предприятия, и кустарные мастерские, и кочевья, и земледельцев, создали благоприятную почву для развития враждебного отношения со стороны коренного населения к советской власти».
Впрочем, среди мусульманской общины в том же Ташкенте единого отношения к смене власти тоже не было. Однако организация мусульман «Шура-и-Улема» («Совет улемов») предложила создать коалицию с Ташкентским советом — управлять краем до того, как будет созвано Учредительное собрание. Совет ответил следующее:
«Привлечение в настоящее время мусульман в органы высшей краевой революционной власти является неприемлемым как ввиду полной неопределённости отношения туземного населения к власти солдатских, рабочих и крестьянских депутатов, так и ввиду того, что среди туземного населения нет пролетарских классовых организаций, представительство которых в органе высшей власти фракция приветствовала бы».
Жаль, что неизвестно, кто конкретно в Ташкентском совете предложил эту глупость. Потому что потом местные либералы и умеренные мусульмане на IV чрезвычайном общемусульманском краевом съезде в Коканде выбрали свой Совет, а тот — утвердил «Временное правительство Автономного Туркестана», известное больше, как «Кокандская автономия». В то же время, как сообщает Адиб Халид:
«…умеренным русским организациям было отведено непропорционально большое число мест — для того, чтобы они не поддержали Советы. Таким образом, съезд и избранное им правительство предложили широкий альянс всех либеральных сил в регионе, в который не были включены лишь консервативные улемы и Советы».
Говоря о том самом съезде мусульман необходимо развеять ещё один миф — о том, что он-де объявил суверенитет Туркестана. На самом деле, в итоговой резолюции сказано:
«IV чрезвычайный общемусульманский краевой съезд, выражая волю населяющих Туркестан народностей к самоопределению на началах, возвещённых Великой Российской революцией, объявляет Туркестан территориально автономным в единении с Федеративной Демократической Российской республикой, предоставляя установление форм автономии Туркестанскому учредительному собранию, которое должно быть созвано в кратчайший срок, и торжественно заявляет, что права населяющих Туркестан национальных меньшинств будут всемерно охранены».
То есть, суверенитет — совсем не то же, что автономия. Главным у «Кокандской автономии» было не национальное, а территориальное начало. Правда, потом «кокандцы» решили дружить против большевиков с контрреволюционными силами всей бывшей Российской империи. Параллельно в самом правительстве выясняли между собой отношения джадиды и кадимисты — соответственно исламские либералы и консерваторы.
Кончилось всё это для «Кокандской автономии» не очень хорошо. В феврале 1918 года «Шура-и-Улема» свергла «Временное правительство Автономного Туркестана», и сделало премьером (или он сам себя им объявил — тут мнения историков разнятся) бывшего начальника миршабов (полицейских) Коканда по прозвищу Кичик Эргаш — «Маленький Эргаш». Он в правительстве представлял как раз кадимистов. После окончательного разгрома «Кокандской автономии», Кичик Эргаш станет первым в писаной истории края басмаческим вожаком.
В апреле 1918 года в Ташкенте прошёл V краевой съезд рабочих, солдатских, крестьянских и мусульманско-дехканских депутатов. Он выбрал Центральный исполнительный комитет Туркестанской Автономной Федеративной республики и утвердил Совет народных комиссаров края, включив в него двух представителей коренных народов.
Тем временем, в столицу Туркестана Ташкент прибыла из Кашгара миссия майора британской разведки Фредерика Бейли…
(Окончание)