Прилетел в Алма-Ату (она же Алматы, по-новому) — а не сходить ли мне в театр?
Тут их немало, на любые вкусы, оперный и драматические, музыкальный, немецкий, уйгурский.
И кстати мне подсказывают: на краю Алма-Аты в жилищном комплексе с заезженным названием «Манхэттен» есть популярное местечко, ТеатрРон — один его спектакль недавно назван лучшим среди независимых театров в Казахстане.
И сегодня там премьера — по мотивам знаменитой повести Бориса Васильева. Про зори тихие. Скоро 80 лет Победы, спектаклей в театральной афише много на все вкусы — но про Великую Отечественную редкость.
Так что, естественно, отправился туда.
***
Вечером подъехал и иду по навигатору, ищу театр — и вдруг…
Понятно, чего искал я — но что тут делал вынырнувший у подъезда толстячок-американец, загадка.
Он кинулся ко мне и на своем заокеанском: как попасть в театр?
Вывеска не подсвечивается, навигатор сходит с ума, дверь заперта — действительно, не разберешь. Театр в подвале огромного жилого дома.
Не успел опомниться, как американец выдал мне свою легенду: мол, из Бостона, инженер, по-русски ни бельмеса. Юджином зовут — проще говоря, Евгений, Женька. Страшно хочет посмотреть «А зори здесь тихие».
И то сказать: а для чего еще простым американским инженерам лететь за тридевять земель в далекий Казахстан.
Он, впрочем, уточнил: отец из Ярославля, съездили бы всей семьей туда, но опасаются — отправили, мол, на разведку. Это ж рукой подать — от Алма-Аты до Ярославля. Задумался — а не шпион ли? — но набежали театралы, и волной нас занесло по лестнице куда-то вниз, в театр.
***
Культурное пространство — комнатушка. Все впритык — барная стойка, чайник, чашки, полки с книжками, костюмы, реквизит. А дальше дверка в зал — он тоже крошечный. Американца усадили. Многие сидели в куртках и пальто: не жарко. Выживать театру, кажется, не сладко. Необычно все — предупредили сразу: деньги тут не главное, все энтузиасты. На спектакле можно и фотографировать.
Микроскопическая сцена, никаких там машинерий. Декораций минимум. Спектакль понесся быстро, лихо — повесть о трагической судьбе пяти самоотверженных зенитчиц под командованием старшины Васкова умело адаптировали к этой тесноте. И вот — еще и героини не погибли за свою страну, а слышу, рядом кто-то всхлипнул: краем глаза вижу скупую слезу у паренька. Да если б только у него — зал следил завороженно.
Ни один фашист не появляется на сцене. Пули летят в героинь ниоткуда, будто бы у зрителей над головами — связывая тьму времен и день сегодняшний. Можно цепляться к простенькому реквизиту — но совсем не до него. Искренность, казалось, искупает все.
Вдалеке американец вжался в кресло.
Женю Комелькову играет замечательная девочка Елизавета Рон. Ее подругу — Риту Осянину — играет мама Лизы, Ксения Рон. Все остальные девочки — лет по шестнадцати, и каждая по-своему прекрасна. Есть и старшина, есть мальчик, возвращающий в финале залу вражескую каску — чтобы передали в прошлое и не возвращали будущему.
После спектакля зрители кинулись к артистам, все перемешались. Странно или нет, но здесь, в Алма-Ате, вот этим зрителям история о девушках-зенитчицах, геройски павших за свою страну, казалась очень важной и волнующей по-настоящему, как в первый раз. Эта история им кажется и вовсе не чужой, и очень близкой.
Надо удивляться этому?
Ксения Рон — и режиссер, худрук, душа театрика, девизом у которого — строка Рождественского: «Все начинается с любви». Ее стараниями в репертуаре у театра больше 15 спектаклей по мотивам классики.
Много у них поэтических спектаклей — я даже удивился и порадовался, узнав: надо же, думает поставить Юнну Мориц. Про ее бескомпромиссную поэзию — «Вы отравились ненавистью к нам, / когда мы отравились к вам любовью» — стараются не вспоминать эстеты и в Москве. А вот тут — пожалуйста.
На расспросы о «Зорях тихих» удивительная Ксения отвечает: долго не решалась взяться — подбирала девочек на роли героинь:
«Не знала, поймут ли они меня. А они поняли.
Тема Великой Отечественной войны вообще меня очень сильно трогает, особенно на фоне нынешних реалий. Для меня все очень просто. Я помню, мои дети помнят. И меня ужасно злит, когда кто-то говорит, что не надо помнить.
У нас есть еще спектакль «Лена, Ваня, Нина» на тему Великой Отечественной. Были и будут всегда концерты, посвященные Великой Отечественной. И свой Бессмертный полк у нас есть…»
Зрители с девочками, которых только что на сцене убили враги, после спектакля ели гречневую кашу. В той же тесной комнатушке.
Вечер укутал всех — как теплое объятие, как мамин шарф.
А где американский гость? Он сразу испарился.
Возможно, от избытка чувств — этого я так и не узнал.
Но ведь по-разному бывает.