Жуткие истории остаются за закрытыми дверями внешне благополучных домов, женщины терпят унижения, издевательства и побои, пытаются к ним привыкнуть и начинают считать такую жизнь нормой. О том, как выглядит и ощущается насилие от человека, которому доверили жизнь свою и своих детей, пострадавшие рассказали наш сайт.
Верхушка айсберга
Время от времени по Казахстану прокатываются волны страшных историй о домашнем насилии. В 2023 году всю страну потрясло убийство, совершённое бывшим министром национальной экономики Куандыком Бишимбаевым. Он годами истязал свою гражданскую жену Салтанат Нукенову и однажды в ресторане BAU ночью забил её до смерти. В 2024 году Бишимбаева приговорили к 24 годам лишения свободы.
Не успели утихнуть страсти вокруг суда над бывшим министром, как прогремело ещё одно имя персоны с полномочиями и привилегиями. Советника посольства Казахстана в ОАЭ Сакена Мамаша его жена Карина обвинила в постоянных избиениях и издевательствах на протяжении 10 лет. В пятницу 18 июля 2025 года суд приговорил Сакена Мамаша к шести годам лишения свободы.
Но за несколько дней до этого стала известна ещё одна шокирующая история: беременную 32-летнюю Айзат Джуманову в одном из сёл области Жетысу нашли мёртвой с ужасными ранами на теле.
По версии родственников, муж привязал её к седлу лошади и таскал по земле, пока женщина не умерла.
Мужа задержали, но дело расследуют по статье 106 УК РК: убийство по неосторожности. Родственники не согласны с такой мягкой квалификацией и требуют судить мужчину по ч. 3 ст. 99 УК РК за умышленное убийство с особой жестокостью.
Айзат Джуманову уже называют второй Салтанат Нукеновой.
Такие громкие дела — лишь верхушка айсберга. Гораздо больше тихих историй, о которых не слышит общественность.
И в далёких сёлах, и в больших городах много семей, в которых не принято выносить сор из избы, действует правило «уят»: если ты женщина, значит, должна терпеть унижения и побои, молчать, быть тенью мужа, обслуживать его и родственников, рожать детей и благодарить за то, что тебя вообще кто-то взял в семью и не выкинул с детьми на улицу.
Ошейник из страха
Пострадавшим от домашнего насилия оказывают помощь в кризисных центрах общественного фонда «Коргау», существующих с 2009 года. В центрах есть социальный работник, психолог, юристы, а главное — безопасное место, где пострадавшие от насилия женщины и дети могут отдохнуть, прийти в себя и понять, что они не одиноки и их ситуация не безнадёжна.
Именно в таком центре находились Карина Госман (Мамаш), её дети и сестра, когда женщина бежала из ОАЭ и заявила о побоях и издевательствах.
За стенами кризисного центра скрываются сюжеты, достойные триллеров. И то, о чём в Голливуде сняли бы фильм о маньяке-садисте, здесь выглядит как обыденная история.
Для Лилии семейный ад начинался с прекрасных романтических ухаживаний. С будущим мужем Мансуром (все имена изменены) она познакомилась в интернете. Он был обходительным, начитанным, присылал проникновенные красивые сообщения. Для девушки, выросшей в Кокшетау в семье с жёстким отцом и всю жизнь терпящей его выходки матерью, эта переписка была как глоток свежего воздуха.
«Сначала мы общались, как друзья. Он мне объяснял, что у него есть девушка, с ней отношения на расстоянии. Через какое-то время дал понять, что с ней отношения прекратил. Это была осень 2012 года. Уже в феврале 2013 года он на несколько дней приехал в Кокшетау, и мы увиделись в первый раз. Когда он уезжал обратно в Алматы, я плакала, настолько сильные у меня к нему были чувства. И он говорил, что я ему тоже понравилась, ему со мной комфортно», рассказала Лилия.
Мансур вдруг стал очень решительным, безапелляционно утверждал: «Я приеду и тебя заберу, мы поженимся». Лилия просила не торопиться. В ответ получила вопрос: «Ты что, меня не любишь?» Приходилось убеждать, заверять: мол, люблю, только зачем спешить? Но под натиском ухажёра Лилия сдалась, согласилась на брак. Хотя её и насторожило то, что жених не хотел знакомиться с её родственниками.
Когда дело дошло до церемонии, он заявил, что ему некомфортно, когда слишком много людей, такая особенность психики. Поэтому торжественной пышной свадьбы не будет, лишь регистрация, на которой он позволил присутствовать только матерям жениха и невесты. Лилия удивилась, но уступила. В день регистрации она плакала, что-то внутри ныло и протестовало, будто предупреждая, что этот брак плохо кончится.
Супруги жили в доме его матери. Ссорились всё чаще. Лилия считала, что это нормально, нужно друг к другу просто притереться. А когда она забеременела вторым ребёнком, Мансур вдруг заговорил о том, чтобы завести вторую жену. Теперь он утверждал, что у него такой план был изначально. С появлением второй жены Лилии пришлось смириться. Женщина жила отдельно в той квартире, которую изначально приобретали вроде как для Лилии и Мансура.
Работать Лилии не разрешали, семью в целом обеспечивала свекровь. Муж работал официально около четырёх месяцев, больше не смог. Снова подключил историю об особенностях своей психики. В основном подрабатывал мастером на час, потом, по словам Лилии, был то астрологом, то психологом, то сексологом онлайн.
За первые четыре года брака Мансур полностью отгородил свою жену от друзей и родных, ограничивал её в общении. Когда она попыталась уехать к маме, он отобрал телефон и документы. Оставлял в комнате включенные диктофоны, чтобы записывать, о чём и с кем Лилия разговаривает, пока его нет.
Позже он установил видеокамеры и наблюдал за происходящим в квартире круглые сутки. Объяснял он это обеспечением безопасности детей.
«Его матери я всегда боялась. Она адвокат, Мансур у неё иногда подрабатывал как наёмный водитель — возил в суд и в другие организации. Поначалу она пыталась остановить ссоры, но винила в них меня за то, что я якобы вечно недовольная и скандалю. Первое время я к ней подходила, просила на сына повлиять, объясняла, что скучаю по матери, что бабушка внуков не видела, она однажды попыталась затронуть эту тему, но сын её просто заткнул», добавила Лилия.
Попытки просить помощи у свекрови заканчивались новыми обвинениями. Она упрекала сноху в том, что та постоянно ноет, учит своих дочерей плохому и не ценит тех прекрасных условий, которые ей предоставили.
«Насилие со стороны мужа нарастало постепенно. Сначала были жёсткие хватания за руки, потом пощёчина за то, что я случайно сказала адрес его второй жены её старшей сестре. Вторую жену он избивал сильнее, чем меня. Потом он то толкал меня на мебель, то хватал так, что синяки оставались. Однажды меня затащил в ванную и начал там душить. Когда я уже задыхалась, он отпустил и выволок меня на кухню, посадил на стул и начал бить меня кулаком в плечо. Как грушу боксерскую колотил, у меня потом огромный синяк целый месяц проходил».
Она старалась не кричать, чтобы не напугать детей. Восемь из 12 лет брака Лилия прожила в постоянном напряжении, в изоляции, под тотальным контролем со стороны мужа, получая от него побои и оскорбления.
«Он в любой момент мог взять мой телефон, проверить, с кем я разговаривала, читал переписки. Однажды, когда я повела дочь в школу, по дороге увидела объявление о бесплатной консультации адвоката. Сходила, там девушка сидела на приёме. Я ей рассказала о своей ситуации и попросила помощи с разводом, она долго удивлялась, как я продержалась столько времени. Говорила, что мне оттуда надо бежать, рассказала о центре поддержки „Право“, я номера телефонов запомнила, записывать было нельзя, чтобы муж не увидел», рассказывает Лилия.
После нескольких консультаций с юристом, тайных бесед с мамой и переговоров с руководительницей центра «Право» Ольгой Рыль (матерью Анны Рыль, которая основала фонд «Коргау»), Лилия решилась на побег в мае 2025 года:
«К тому времени я уже частично вернула доверие мужа, он мне позволял говорить по телефону без надзора. Но номера я всё равно не записывала, запоминала, старалась всё подозрительное удалять из телефона. Он постоянно спрашивал: „С кем ты разговаривала? О чём разговаривала?“ Я старалась говорить безучастным голосом, что мама звонила, рассказывала про огород, что они там выращивают. А у самой внутренний мандраж был, что он догадается, что он уже всё знает».
Накануне побега Мансур отправил Лилию забирать старшую дочь из школы, а потом вместе со своими детьми идти в квартиру второй жены и там смотреть за самыми младшими.
«Я завела маленьких детей домой, он через камеру проверил, в квартире второй жены тоже камеры везде. Он сказал, что дети её остаются, а мы с моими детьми можем пойти погулять. Когда мы были на детской площадке, он подошёл и начал меня отчитывать за то, что не вовремя ему позвонила, помешала какой-то важной встрече, называл меня тупой, поверхностной. На всё это я не должна была ему возражать, говорить можно было только мягким голосом, выслушивать все упрёки. Он разговаривал на повышенных тонах, люди вокруг оборачивались. У нас были и хуже ссоры, но эта стала последней каплей», поделилась женщина.
На следующий день она решилась. Дома была заранее заготовленная сумка с вещами первой необходимости — небольшой школьный рюкзак. Что-то более объёмное могло вызвать подозрения.
«Дети были дома, я позвала гулять. Помню, старшая дочь не хотела, я её с трудом уговорила. Мы вышли из дома, отъехали одну остановку, и я позвонила Ольге Владимировне (Рыль — прим. авт.), она сразу вызвала такси, меня отвезли в кризисный центр в Алматы. Меня всю трясло. Дети спрашивали, что происходит. Я объясняла, что мы с папой разводимся, папа меня бьёт и не даёт видеться с другими родственниками. Дети расстроились».
Из Алматы её с детьми на такси отправили в Астану в центр «Коргау». Пока она пыталась понять и принять новую ситуацию, Мансур зашёл в её учётную запись на телефоне и заблокировал её, сменив все пароли. В телефоне были в скрытых папках снимки синяков от побоев и другие доказательства, но телефон из-за блокировки пришлось сбросить до заводских настроек.
«Там был от него свод правил, как я должна себя вести, как с ним можно разговаривать, а как нельзя. У второй жены в квартире такие же правила от руки на листочке были записаны. Я их видела в её квартире: „Я должна слушаться мужа. Я не должна повышать голос. Я должна делать в любой момент всё, что он скажет, даже если я этого не хочу“ и тому подобное».
Когда-то подобные правила Салтанат Нукенову заставлял записывать Куандык Бишимбаев.
Лилия успела сбежать вовремя, не дожидаясь смертельного удара. Но муж и свекровь ей этого простить не могут:
«Свекровь угрожает, что отберёт детей. Она говорила, что я невнимательная и несколько раз детей подвергала опасности, теперь всё это оформила документально. Добавила, что я девять лет не работала и у меня нет жилищных условий».
Сейчас Лилия готовится к разводу, планирует получить права, трудоустроиться и поднимать детей. От Мансура и его матери продолжает получать угрозы и обвинения.
Не проиграть жизнь
История Айсары (имя изменено) похожа на тысячи других в Казахстане. С мужем она прожила 11 лет, родила четверых детей. Но супруг Аскар оказался игроманом.
«Он не всё время такой был, только в последние четыре года подсел. Вначале всё хорошо было, познакомились, встречались. Он работал в салоне красоты парикмахером, там были турецкие мастера. Они играли регулярно на автоматах, он сначала смотрел, потом попробовал сам играть и втянулся. А последние четыре года он уже практически не работал, только играл», рассказала Айсара.
После восьми лет декретных отпусков она пошла работать, Аскар к тому времени уже проигрывал деньги и всё ценное, что удавалось унести из дома. В том числе ноутбук жены и её золотые украшения. Каждый раз уверял, что вот-вот выиграет, сорвёт куш. Когда жена деньги не отдавала, начал бить её.
«Я уже не могла справляться сама, платить и за квартиру, и за еду. Вынуждена была идти плакаться, просить пособие, чтобы одеть детей в школу. Не на что было жить».
Тогда Айсара с детьми ушла, сняла квартиру, но супруг их нашёл. Долго убеждал вернуться, обещал, что будет работать и обеспечивать семью. Айсара простила, поверила, предложила платить за квартиру пополам.
«Он сначала делал вид, что ищет работу, потом делал вид, что работает. Жили в квартире — я платила за неё. Он убедил меня взять кредит, обещал, что мы откроем салон, два миллиона тенге я взяла кредит на себя. За три миллиона продали землю, которую я в наследство получила. Уже и не помню, как продала, куда деньги ушли, я их не видела, мы долги закрывали. Мы везде были должны», вспоминает женщина.
В отчаянии Айсара обратилась в центр «Коргау». Муж уже приходил и туда, снова давал обещания, но на этот раз она не поверила.
Теперь Айсара строит планы на будущее, надеется уехать в другой город к тётке, там устроиться на работу и тратить деньги на себя и детей, а не на нужды игромана. Хотя кредит придется погашать, сейчас она консультируется с юристами, как это лучше оформить.
На прощание она призналась, что всё-таки надеется: муж исправится, перестанет играть, и тогда, может быть, они снова будут вместе.
Как не проиграть свою жизнь и почему обратиться в центр для защиты пострадавших от насилия важно и нужно, рассказала директор ОФ «Коргау» Анна Рыль. Она отметила, что главные «страшилки», которыми пугают мужья и родственники забитых жертв абьюза, на самом деле не имеют отношения к реальности.
«Первое, что говорят знакомые и родственнике женщине, желающей обратиться к нам, что кризисный центр — такое страшное место, похожее на тюрьму. Но потом, когда женщины сюда приезжают, они говорят, что чувствуют себя здесь более свободными. Второй момент — женщин часто пугают, что при обращении в кризисный центр у них заберут детей. Это любимое занятие абьюзеров и их родственников — пугать женщин лишением родительских прав и отъёмом детей, обычно это делают мужья и свекрови. Нет, никто детей не заберёт, здесь с ними работают соцработники. Только в одном случае мы ругаем мам — если сама женщина начинает как-то агрессивно реагировать на детей или физически на них воздействовать. Мы очень строго относимся к тому, чтобы не применялось физическое наказание к детям в наших кризисных центрах», подчеркнула Анна Рыль.
Иногда, по её словам, женщины из кризисного центра сами звонят своим родственникам и рассказывают, где находятся, пытаются наладить отношения.
«Такое тоже бывает, и это нормально. Потому что внутри женщина мечтает о том, чтобы мужчина попросил прощения и признал, что он не прав. Чтобы вернулся тот прежний, которого она любила. Ведь когда начинают встречаться, она молодая, симпатичная, он тоже симпатичный, они друг другу нравятся. Вот тот период жизни для женщины очень хороший. Он за ней ухаживал, всё было прекрасно. А потом оказалось, что у него игровая зависимость, или наркотическая, или что-то ещё. А ей всё ещё хочется вернуться в то состояние, в которое уже она не вернётся, и он тоже. Признать его проблемы тяжело», добавила руководитель фонда.
Кризисных центров «Коргау» по стране семь: в Астане, Алматы, Караганде, Экибастузе, Кокшетау, Жезказгане и маленький центр в посёлке Осакаровка Карагандинской области.
В Астане два отделения кризисного центра в двух районах. В каждом по шесть спальных комнат, 30 мест. Как правило, в одной комнате размещается одна семья — мама и трое-четверо детей.
«Нам бы хотелось, чтобы это была европейская модель, чтобы для каждой семьи была комната с кухней и отдельным санузлом. Но пока есть только такой вариант, который немного напоминает больницу — несколько комнат, общая на этаже ванная, туалет и стиральные машины», отметила Анна Рыль.
Помимо этого, в центрах «Коргау» с детьми и со взрослыми работает психолог, есть кабинет логопеда, медкабинет, столовая, кухня и большая игровая комната.
Именем Салтанат
Рассуждения об увеличении числа центров поддержки для пострадавших от насилия, о том, какими эти центры могут быть удобными, безопасными, комфортными для женщин, детей и подростков, наводят на неприятные мысли. Насколько люди должны быть опасны для себе подобных, жестоки к тем, кто слабее и зависим от них, чтобы мы начали гордиться «защитными сооружениями» от людей, укрытиями для пострадавших.
Как преодолеть эпидемию насилия в семьях — лучше воспитывать, показывать больше доброго кино или жёстче наказывать агрессоров и прятать жертв, изолировать их от возможной угрозы… Ответ на этот вопрос ищут по всему миру.
В Казахстане параллельно с развитием центров для защиты пострадавших ужесточили наказание для домашних тиранов. В 2024 году 15 апреля президент подписал закон с поправками по вопросам обеспечения прав женщин и безопасности детей. В то время весь Казахстан и зрители в других странах наблюдали за судебным процессом по делу Бишимбаева, и закону дали имя в честь погибшей от рук жестокого тирана Салтанат Нукеновой.
Прошло уже больше года со дня принятия «закона Салтанат». Брат убитой Айтбек Амангельды в память о сестре создал волонтёрскую сеть для поддержки пострадавших от семейно-бытового насилия
По его словам, отношение к домашнему насилию меняется и со стороны государственной власти, и со стороны общества, обычных граждан и сотрудников правоохранительных органов
В первые месяцы после завершения процесса против Бишимбаева и вступления в силу «закона Салтанат» в Казахстане был всплеск внимания к случаям домашнего насилия, истории были у всех на слуху. Потом волна хайпа схлынула, и отдельные эксперты высказывали опасения, что ситуация вернётся в прежнее русло, и домашнее насилие будут снова замалчивать. Но, по мнению руководителя волонтёрской сети, процесс развернуть невозможно.
«Это тот случай, когда джинна обратно в бутылку не загонишь, в обществе сформировалась позиция неприятия насилия. Проблема в том, что мы получаем информацию обрывками, у нас не хватает понимания общей картины, взаимосвязи между тем, что случилось, и тем, к чему это привело. Необходимо работать над тем, чтобы давать людям, обществу и государству полную картину, истории, в которых виден весь путь. Где есть сторителлинг, есть начало, есть завершение, есть понимание каждого шага от самого правонарушения до вердикта в зале суда. Такие истории будут иметь позитивное влияние, просветительское значение для общества и превентивный пример для агрессора», считает Айтбек Амангельды.
Он также отметил, что казахстанское общество разделено на две части: те, кто против насилия и его порицает, и те, кто до сих пор его прикрывает и считает частью нормы.
«К сожалению, и со стороны мужчин, и со стороны женщин мы видим буллинг и сквернословие как реакцию на заявление женщины о насилии. Ещё много надо работать над самосознанием наших граждан. У нас есть понятие „уят“ — это комплексная проблема, здесь смешаны и традиции, и религия, и стереотипы. У нас в семьях часто относятся к мальчикам как к божествам, в то время как роль девочки занижена. С самого рождения, даже в ожидании ребёнка мальчикам радуются как наследникам, а девочкам — нет. В самой основе лежит возвышение мальчиков над девочками».
По словам Айтбека, преимущественно старшее поколение в Казахстане продолжает поддерживать нормализацию насилия:
«Наших взрослых воспитывали в суровых условиях с мыслями о том, что в случае чего надо бить по лицу. И что надо жену „воспитывать“, а келин должна в новой семье всем кланяться и прислуживать. Это надо искоренять, мы давно уже не часть какого-то рабовладельческого строя, чтобы кто-то приходил к нам домой и прислуживал. Браки должны быть по любви и взаимному уважению, исходя из того, что два человека осознанно решают провести свою жизнь вместе. А не из того, что она будет хорошо полы мыть у родителей дома и кому-то мыть ноги».
Немалый вес в Казахстане имеют радикальные группы, которые, опираясь на сомнительные толкования ислама, пытаются навязать свои нормы в светском обществе. И чаще всего речь идёт о том, чтобы исключить женщин из общественной жизни, заставить их одеваться максимально закрыто, лишить финансовой самостоятельности, права выбора профессии, запретить принимать решения о собственном теле и здоровье.
«Это всё радикальные трактовки, не часть ислама, а интересы каких-то отдельных патриархальных групп, которые их продвигают. В том числе у нас есть и другие радикальные группы, которые против борьбы с насилием, за якобы традиционные ранние браки и тому подобное. Но через эту повестку они пытаются дестабилизировать внутреннюю политику Казахстана. Разжигают конфликт. Мы с такими группами сталкивались, когда работали над продвижением „закона Салтанат“. И до сих пор видим, как они активно пытаются вливать в умы людей мысли о том, что есть некие правильные люди и есть неправильные, есть правильные законы, которые традиционные, и есть неправильные, по которым права людей не зависят от пола, возраста, вероисповедания», добавил Амангельды.
Он высказал ещё одну мысль, которая не слишком популярна в Казахстане. Семейное насилие — это проблема мужчин, а не женщин, ведь агрессоры в 99 % случаев именно представители мужского пола. А женщины и дети, как правило, пострадавшая сторона:
«В противодействии домашнему насилию не хватает мужского голоса. Сильного голоса мужчин, порицающих насилие, которое совершают другие мужчины. То есть если ты бьёшь жену, то мне с тобой стрёмно дружить. Если изменяешь жене, я к тебе не приду на праздник. Нам нужно больше адекватных мужских голосов в обществе, которые будут формировать и направлять общее отношение к агрессорам. Я работаю над проблемой насилия, потому что считаю, что это моя ответственность как мужчины».
Поправками в законодательство в 2024 году в Казахстане рекриминализированы побои и лёгкий вред здоровью, соответствующие статьи переведены из Административного в Уголовный кодекс.
Совершён переход от заявительного к выявительному порядку привлечения к ответственности по уголовным и административным делам о бытовом насилии. То есть теперь привлечение агрессора к ответственности возможно не только по заявлению пострадавших, но и по выявлению факта правонарушения. Законодательно исключена возможность примирения сторон по делам о насилии в отношении несовершеннолетних или при повторном причинении лёгкого вреда здоровью и побоев.
Введена уголовная ответственность за сексуальное приставание к малолетним (лицам, не достигшим 16-летнего возраста), за содействие или склонение к совершению самоубийства. За изнасилование малолетнего теперь предусмотрено только пожизненное лишение свободы. Введён временный запрет на совместное проживание агрессора с жертвой (на срок до 30 суток).
По данным МВД, за прошлый год в полицию поступило около 100 тыс. сообщений о случаях насилия в семье. В ответ на это были приняты меры, в том числе выданы 72 тыс. защитных предписаний, а также приняты судебные решения по 16 тыс. случаев.