На шахте Западная золотодобывающей компании «Казахалтын» 19 марта погиб 39-летний работник Куаныш Купешев. Он укреплял шахтный свод на глубине 700 метров, когда обрушился кусок породы. Второго рабочего удалось спасти — его госпитализировали. Семье погибшего говорили, что это «производственная травма» и что они получат все выплаты. Прошёл ровно месяц, но ситуация кардинально не изменилась. Родные погибшего опасаются, что руководство компании попытается снять с себя ответственность за произошедшее. Накануне корреспондент наш сайт приехала в Акмолинскую область, чтобы разобраться в произошедшем.
Жена погибшего, Зауреш, рассказывает, как это было.
«Он работал там с 2012 года — шифтер, бурильщик. В последний месяц перевёлся на должность крепильщика. Утром 19 марта ушёл на смену. Я была с дочкой на утреннике, когда мне начали звонить родственники. Никто прямо не говорил, что случилось. Сказали, что что-то произошло на шахте. Мы поехали туда. Там уже были друзья. Сначала говорили, что он пострадал. Мы надеялись — ну, руки-ноги, выживет. А потом сказали: один погиб, один выжил», говорит Зауреш.
После трагедии к ней пришёл директор шахты. Сказал: травма производственная, всё компенсируют — и выплаты, и кредиты.
«А потом — тишина. 23 дня никто не звонил. Стали ходить слухи, что якобы он был не на своём рабочем месте, что сам виноват. Мне начали говорить — нанимай адвоката, иначе тебя просто оставят ни с чем. Я вообще в этом не разбираюсь, но решила: надо».
После того как адвокат взялся за дело и начал отправлять запросы, директор позвонил Зауреш. Сказал, что комиссия по расследованию ещё работает, осталось дождаться заключения судмедэкспертизы. Сроки сдвигаются. Никаких итогов нет до сих пор.
Напарник погибшего, Женис, остался жив. По словам Зауреш, он рассказывал: оба услышали шум сверху, бросились в разные стороны. Жениса придавило ниже пояса — он выжил. Муж Зауреш прыгнул туда, где оказался камень. Его зажало между двух валунов.
«В морге сказали, что смерть была мгновенной. Черепно-мозговая травма, всё остальное целое. Он даже не успел ничего сказать. Сразу погиб, ничего не поняв», рассказала Зауреш.
Шахта, на которой работал её супруг, не всегда была стабильным местом. Три года назад её законсервировали — местные жители не позволили разработать карьер. «Казахалтын» хотел перейти с ручного труда на механизированную тоннажную добычу. Но не получилось, и компания сократила полторы тысячи человек. Осталось всего 300. Муж Зауреш попал в это число. Три года семья жила на минималке. Шахту открыли в прошлом году в прежней форме и снова позвали Куаныша на работу.
«До того как её затопили, у нас в посёлке жило около восьми тысяч человек. Потом начали уезжать. Молодёжь разъехалась. Сейчас, может, осталось четыре-пять тысяч. Всё стоит. Квартиры, дома продаются, никто не покупает. Работы нет. Хотя мы живём на золоте. Но в сам посёлок почти не вкладываются. Школу начали строить только недавно. До этого — ничего», рассказала женщина.
Теперь семья ждёт результатов экспертизы и расследования. При любом исходе Зауреш не верит, что в смерти мужа виноват он сам:
«Он 12 лет там работал, опытный сотрудник. Если бы что-то делал не по правилам, его бы давно уволили. А если теперь всё захотят списать на него, то я этого просто так не оставлю».
По её словам, никто из администрации Степногорска или посёлка к ней не приходил. До акима пыталась дозвониться родня, но им ответили, что аким на обучении.
Мы тоже попытались связаться с акимом Степногорска. Сырым Кабай ответил, что сейчас находится на обучении. Тем не менее он пообещал ответить на простые вопросы: чем живёт село, почему инфраструктура в удручающем состоянии. Но ответа мы так и не получили.
Пешая прогулка по Бестобе оставляет гнетущее ощущение. Посёлок действительно выглядит почти как едва ли не покинутый.
Много пустующих домов. А ещё больше — тех, что явно аварийные.
В некоторых домах крыши держатся на честном слове или отсутствуют, как в этом случае:
В селе есть небольшая аллея. Её сложно назвать полноценным местом отдыха: пара старых скамеек да обелиск с венками.
Вдоль неё — типовые двухэтажки, ветхие, с облупившейся краской.
Молодёжь уезжает, и Зауреш тоже собирается покинуть это место. Переехать с двумя детьми для неё сложно. Самой справляться будет трудно, но и остаться невозможно.
После смерти мужа Зауреш осталась жить с его матерью в доме, где печное отопление. Топить печь и выносить золу, особенно зимой — тяжело. Говорит, у неё просто нет на это сил. Сейчас Зауреш ждёт окончания учебного года. Надеется, что компенсацию выплатят по-честному и этих денег хватит на воспитание детей и новое начало.
«Я даже не знаю, какую сумму мне должны. И дело тут не в том, сколько я хочу, чтобы мне платили, но мне теперь нужно растить детей, мы остались без единственного кормильца. Ожидается, что по новому законодательству выплата будет 100 %, независимо от того, признают ли вину работодателя или частично — работника. Но что за сумма, никто не говорит. Я боюсь, что потом скажут: извините, мы обанкротились», говорит она.
В разговоре Зауреш не раз повторяет: хочет, чтобы деньги, положенные детям до 18 лет (или до 23, если будут учиться очно), ей выплатили одной суммой — сейчас, пока компания ещё существует. Она не верит, что компенсации будут платить стабильно годами, пока они не вырастут.
«У нас тут ходят слухи, что шахту планируют продержать до 2029 года, а потом всё равно закроют. Что-то откроют в другом месте, может, карьер, как они и хотели несколько лет назад. А если завтра они просто уедут? У нас активисты писали, просили поменять подрядную организацию. Хотели, чтобы пришла другая — хоть иностранная, хоть любая, но добросовестная. Я боюсь остаться наедине со своей проблемой», говорит она.