В ходе международного онлайн-брифинга на тему «Водные ресурсы Центральной Азии: дефицит доверия или дефицит воды?», организованного Центром геополитических исследований «Берлек-Единство» (г. Уфа), Центром исследовательских инициатив «Ma'no» (г. Ташкент) и сетевым изданием «Восточный экспресс 24», прозвучало выступление кандидата политических наук, доцента УГНТУ, эксперта-аналитика Центра геополитических исследований «Берлек-Единство», лектора Российского общества «Знание» Артура Сулейманова.
— Дебаты о водных ресурсах в Центральной Азии всегда сопряжены с геополитическими факторами. В конечном счёте, всё сводится к межгосударственной кооперации, либо к конфликту, если не удаётся договориться. Кооперация тоже бывает разной: вынужденной или инициативной.
Но есть и другая сторона геополитики. Это противодействие в решении водной проблемы со стороны политических интересантов. Для которых водный дефицит в Центральной Азии – это всего лишь один из инструментов давления на государства. Я имею в виду Запад. И эти геополитические риски, я бы сказал, сегодня являются наиболее опасными.
Ситуация в регионе, действительно, выглядит сложной. Не буду повторяться, и акцентировать внимание на неравномерности доступа стран к водным ресурсам. Отмечу лишь то, что в Центральной Азии, конечно, понимают эту проблему и предпринимаются меры для её решения.
Но являются ли эти решения сегодня достаточными?
В регионе действует около десятка проектов по вопросам сотрудничества в сфере водных ресурсов.
Наиболее известный и устоявшийся проект, это Межгосударственная водохозяйственная комиссия Центральной Азии. Она была создана ещё в 1992 году. Долгое время благодаря комиссии удавалось балансировать интересы центральноазиатских республик по водной теме.
Но сейчас ситуация другая. Растёт нагрузка на водный фонд государств, связанная и с демографией и изменением климата, засухой, таяньем ледников. В тоже время, происходит устаревание многих водных коммуникаций, которые были заложены ещё во времена Советского союза.
Приведу некоторые цифры. По оценкам Евразийского банка развития, водной инфраструктуре региона в среднем около 50 лет. Поэтому неудивительно, что происходят по естественным причинам технические потери воды, которая и так является дефицитной.
В экспертной среде есть мнение, что в некоторых районах Центральной Азии нагрузка на водные ресурсы к 2040 году увеличится в три раза.
И это уже будет другая ситуация. Ещё более сложная, чем сейчас.
Большое внимание, конечно, этой проблеме уделяется на уровне глав государств Центральной Азии.
Когда Президент Казахстана Касым-Жомарт Токаев на VI консультативной встрече глав государств Центральной Азии, которая проходила ещё в августе прошлого года, призвал для многостороннего водного сотрудничества учредить Водно-энергетический консорциум. Также тогда говорилось и про совместное строительство гидроэнергетических объектов.
Когда Президент Узбекистана Шавкат Мирзиёев обратил внимание на появление нового фактора, влияющего на водный баланс в Центральной Азии. Это афганский вопрос, который может изменить ситуацию. Речь шла о вводе в эксплуатацию в Афганистане канала Куштепа, который предназначен для забора воды из Амударьи.
В регионе, действительно, появился новый участник процесса водопользования, не связанный с центральноазиатскими республиками какими-либо обязательствами. Для этого предлагалось сформировать рабочую группу, чтобы понять, как включить Афганистан в региональный диалог о совместном использовании гидроресурсов.
Предложения, действительно, очень интересные и важные. Но мне бы хотелось обратить внимание на практическую сторону вопроса.
Полагаю, что есть, по меньшей мере, два действенных способа решения проблемы. Оба активно обсуждаются на политическом и экспертном уровнях.
Первый связан с переброской части стока сибирских рек в Центральную Азию. Эта идея идёт ещё с Советских времён.
Но имеются свои нюансы. Самый главный в том, что климатическая, энергетическая, экономическая и геополитическая повестки за эти годы значительно изменились. К тому же, нужно просчитывать экологические последствия этих решений. Ну и, наверное, самое главное эффективность.
Кто-то приводит в пример опыт Китая, который, действительно, занимается переброской рек на своей территории для орошаемого земледелия. Но там проблема решается за счёт принципов водосбережения. Когда осуществляется в трубах, водоводах, а не в каналах. Это позволяет избежать огромнейших потерь из-за фильтрации и испарения.
В любом случае, этот вопрос необходимо изучать, проводить соответствующие исследования с учётом современных технологий и научных достижений.
Второй – пойти по пути возможностей, которые открывает атомная энергетика. И лидером в этой сфере является союзник и партнёр центральноазиатских республик – Россия, которая по всему миру продвигает проекты в сфере атомной энергетики, в том числе малые АЭС.
АЭС, действительно, могут помочь решить водную проблему в Центральной Азии, снизив дисбаланс между потребностью в воде как в источнике энергии и потребностью в воде как в ресурсе для орошения сельхозугодий.
Госкорпорация «Росатом» имеет соответствующие компетенции, опыт и исторические связи с республиками Центральной Азии, что заметно упрощает коммуникации по этому вопросу. Напомню, что ещё в конце 2023 года Президент России Владимир Владимирович Путин сообщил о готовности «Росатома» разработать проект АЭС для Казахстана. И сегодня ГК «Росатом» является лидером в международном консорциуме в Казахстане.
По какому мы бы сценарию не развивалась ситуация, мы видим два момента. Первый. Роль России в решении водной проблемы в Центральной Азии ключевая. Второй. Геополитические риски. Ещё раз повторюсь, что Запад вовсе не заинтересован в решении водных вопросов в Центральной Азии. И будет противодействовать.