Почему суд проигнорировал показания командующего Нацгвардией и его заместителя, поддержавших подсудимых, и кого считает виновным в своём приговоре осуждённый предприниматель Гореслав Далеев — наш сайт продолжает разбираться в деле о хищении двух миллиардов тенге при исполнении оборонного заказа.
По версии обвинения, трое подсудимых незаконно выиграли тендер и затем оснастили военнослужащих Нацгвардии некачественными индивидуальными средствами бронезащиты и активной обороны, которые представляли угрозу для их жизни и здоровья. Осуждённый Далеев был главным фигурантом этого дела. Он отрицает свою вину и считает себя жертвой произвола правоохранительных органов.
Жернова Фемиды
Гореслав, вы сказали, что в 2019 году следователи ДКНБ не смогли установить личности должностных лиц Нацгвардии, подозреваемых в хищении госсредств. А кто тогда в суде давал показания о тендерах по поставке спецснаряжения в силовой блок и вашем участии в них?
— Я не знаю, как из материалов дела исчезли неустановленные следствием подозреваемые, но в суде о них уже не вспоминали. Всё внимание было акцентировано на нас, троих подсудимых. Свидетельские показания в суде давали работники АО «Казахстан инжиниринг», поскольку именно они 2018 году отвечали за гособоронзаказ по линии Минобороны и Национальной гвардии МВД.
В приговоре написано о четырёх тысячах бронежилетах и четырёх тысячах противоударных шлемах, которые были изъяты в качестве вещдоков по делу. Где они хранились во время следствия и суда? Почему именно они вызвали интерес у следственной бригады ДКНБ?
— Сейчас удивитесь. Если вы думаете, что наши изделия находились в специальном помещении, предназначенном для хранения вещдоков, то вы ошибаетесь. Они находились в частях Нацгвардии, и более того, вполне успешно применялись по назначению. Что касается повышенного интереса к нашим индивидуальным средствам бронезащиты руководителя следственной бригады ДКНБ Руслана Десюпова, то я полагаю, что он был вызван их высокими тактико-техническими характеристиками. Не хочу показаться нескромным, но наши изделия были круче иностранных аналогов — например, немецких, поставленных в Казахстан в 2017 году, или российских, поставленных в 2021 году.
Вы планировали выпускать спецснаряжение для других силовых структур, помимо Нацгвардии МВД? В Минобороне, Погранслужбе и КНБ тоже ведь есть свои отряды спецназначения или у них уже были свои поставщики бронежилетов и противоударных шлемов?
— Я не производственник, поэтому выпускать что-либо у меня в планах не было. Знаю, что до 2019 года Погранслужба и КНБ закупали бронежилеты зарубежного производства у предприятия «Казспецэксперт». Как там развивалась ситуация дальше, не знаю.
Как сложились судьбы других членов рабочей группы, консультировавших конструкторов и инженеров оборонных предприятий, и работают ли сейчас эти предприятия?
— В 2020 году производство отечественных средств индивидуальной защиты прекратили. Чем сейчас занимаются те три предприятия, что их выпускали, я не знаю, так как давно нахожусь в местах лишения свободы. А вот по поводу судеб членов нашей рабочей группы скажу так. В 2020 году в результате сфабрикованных обвинений о ненадлежащем качестве наших изделий трагически скончался руководитель группы полковник Павел Коваленко. Оставшиеся в живых члены группы с ноября 2021 года находятся в местах лишения свободы, отбывая многолетние сроки и выплачивая по приговору суда якобы нанесённый ими многомилионный имущественный ущерб государству.
Ваши адвокаты ходатайствовали в суде о вызове главкома Нацгвардии Руслана Жаксылыкова для дачи свидетельских показаний? Это же по его распоряжению была создана ваша рабочая группа.
— Главнокомандующего Национальной гвардией Руслана Жаксылыкова вызвало в суд гособвинение. Он дал свидетельские показания, в том числе по нашей группе специалистов. По его словам, у него не было претензий к нашим изделиям. То же самое говорили в суде и в письменном ответе на запрос суда другие замы главкома — Омаркулов и Актанов.
Какие ваши доводы суд принял, а какие отверг при проведении главного разбирательства?
— Были отвергнуты все доводы, которые представляли в суде я и мои защитники. Мы ходатайствовали о проведении экспертиз бронежилетов в специализированных испытательных лабораториях, в том числе казахстанских, но суд нам отказал.
Ваши подельники суд признал виновными в злоупотреблении властью и растрате чужого вверенного имущества, поэтому они отделались мягким наказанием в три с половиной и пять с половиной лет лишения свободы. А вам вменили не только коррупционные, но и уголовные преступления, поэтому и назначали строгое наказание в виде 11 лет заключения. Почему же разнилась квалификация обвинения?
— Мне вменили уголовную статью о легализации имущества, добытого преступным путём, не просто так. Обычно её предъявляют подозреваемым в создании и руководстве ОПГ, чтобы потом суд смог конфисковать имущество у них. То же самое касается статьи о растрате чужого вверенного имущества в особо крупном размере — её предъявляют махровым коррупционерам. Из меня явно хотели сделать лидера ОПГ, чтобы потом у меня не было шанса выйти из колонии условно-досрочно. Так оно и вышло. Я отбыл две трети своего срока наказания и перенёс за последний год инсульт и микроинсульт, но меня не освобождают ни за примерное поведение, ни по состоянию здоровья. Всё из-за висящего на мне миллиардного иска МВД, который я никак не могу компенсировать. Значит, суждено мне отбыть наказание от звонка до звонка.
По приговору суда вы также признаны виновным в незаконном хранении оружия и боеприпасов. Прокомментируйте этот эпизод.
— Меня не было дома, когда проводился обыск, я тогда сидел в следственном изоляторе ДКНБ по городу Нур-Султану. Согласно протоколу обыска, у меня нашли патрон 9×18 «Макаров» 1969 года выпуска и четыре газовых патрона калибра 7,62. Отпечатков пальцев на них не нашли. В приговоре написано, что патрон 9×18 я купил у неизвестного лица при неизвестных обстоятельствах. По-моему, комментарии излишни.
Тогда вопрос на засыпку. По приговору суда у вас конфисковали четыре автомобиля и недвижимость в Астане, Алматы и даже в Минске. Откуда у ветерана-спецназовца столько добра взялось?
— Так после увольнения в запас я же не дома сидел, а обеспечивал свою семью. Мне как высококвалифицированному военному специалисту всегда хорошо платили. Поэтому с годами у меня появилась реальная возможность улучшить благосостояние своей семьи. Кстати, когда я вступил в Союз ветеранов подразделений спецназначения и стал заниматься военно-патриотическом воспитанием молодёжи, то ни копейки не взял за свою работу. Всё было на общественных началах!
Довели до ручки
Вы обмолвились, что перенесли инсульт и микроинсульт. Когда стало ухудшаться ваше здоровье: когда вы содержались в следственном изоляторе или когда вас перевели в исправительное учреждение?
— Когда я находился в СИЗО. Это началось в ноябре 2019 года, я тогда отказался давать показания. Прессовать меня силовым путём было нецелесообразно, так как я по натуре был крепким орешком. Всё-таки много лет прослужил в подразделениях спецназначения до того, как уйти в запас. Так вот комитетчики не знали, какой фортель я могу выкинуть, поэтому они стали на меня давить морально. На фоне постоянного нервного стресса у меня часто стало подниматься давление. К началу января 2020 года пошли гипертонические кризы с показателями давления 180 на 120. В феврале уже было 230 на 140, самочувствие настолько ухудшилось, что меня перевели в медсанчасть СИ-12. Каким-то чудом моим адвокатам и моей маме, которая была общественным защитником по нашему делу, удалось добиться для меня проведения обследования в республиканском диагностическом центре. Это и спасло меня тогда от верной смерти.
А как к вам относилась администрация следственного изолятора?
— Она пошла мне навстречу в те кризисные дни, выделяя в течение нескольких дней машину и конвой для поездки в диагностический центр. По результатам обследования 4 марта 2020 года врач вынес заключение, что я страдаю артериальной гипертензией третьей степени и имею высокий риск сердечно-сосудистых осложнений, включая внезапную смерть. Помню, когда прочитал это, подумал — ну всё, пришёл по мою душу пушистый северный зверёк, писец называется. Адвокаты подали ходатайство следствию о моём переводе в специализированное медицинское учреждение, но получили отказ.
Насколько я знаю, в таких случаях адвокаты добиваются проведения судебно-медицинской экспертизы в отношении своего подзащитного. В вашем случае как всё обстояло?
— Утром 6 мая 2020 года комитетчики вывезли меня из изолятора якобы для участия в каких-то следственных действиях. Но по факту они привезли меня в госпиталь КНБ, где дали четыре часа подышать свежим воздухом на улице. В само здание госпиталя меня не запустили, потом вернули обратно в СИЗО. Там меня поместили в пустую камеру с открытым настежь окном, а через полчаса пришла судебно-медицинская комиссия в составе шести человек. Они пришли к выводу, что условия содержания под стражей могут негативно сказаться на состоянии моего здоровья и вызвать серьёзные осложнения, представляющие опасность для жизни и здоровья. Руководитель следственной бригады Десюпов, видимо, понял, что может лишится возможности оказывать на меня моральное давление для получения нужных ему показаний. Что он сделал? Допросил координатора, которого его подчинённые срочно назначили экспертом по делу, и получил ответ в том духе, что условия содержания под стражей не могут являться фактором ухудшения моего здоровья. Этого оказалось вполне достаточно для вынесения отказа в госпитализации. Начался новый круг следствия в духе «дай нужные показания, кто они тебе такие? Лучше пожалей себя, ты поможешь нам, тогда мы поможем тебе!». Я отказывался от дачи нужных следствию показаний, тогда давление у меня поднималось до 240 на 180. Хорошо, что я находился в медсанчасти и мама передавала необходимые лекарства, иначе сложно было бы выкарабкаться.
Как долго длилось ваше открытое противостояние со следственной бригадой?
— Недолго. В конце мая 2020 года к начальнику медсанчасти следственного изолятора поступило устное указание следственной бригады ДКНБ перевести меня из медсанчасти в обычную камеру, что для гипертоника равносильно смертному приговору. Узнав об этом, я порезал вены на левой руке. Потерял почти полтора литра крови, поэтому надзиратели вызвали бригаду скорой помощи, и меня увезли в больницу. Мне наложили 10 швов и привезли обратно в СИЗО. О переводе в медсанчасть речь уже не шла, я просто отлёживался. На следующий день ко мне в камеру заходит один из сотрудников администрации изолятора и произносит примерно следующее: «Ну и какого… ты творишь? Жить надоело?» Обрисовываю ему ситуацию. Он выслушал, не говоря ни слова, развернулся и ушёл. Через пару дней вызвал в свой кабинет и сказал: «Будешь в медсанчасти, пока не придёшь в норму, больше комитетчики тебя вывозить из изолятора не будут». И пока уголовное дело не передали в суд, следственная бригада ДКНБ по разным причинам разрешения на мой вывоз не получала.
Что в итоге? Большая потеря крови сыграла положительную роль, гипертонические кризы пошли на спад, давление выше 180 у меня не поднималось. Последствие тех событий и отсутствие своевременного медицинского лечения сказались сейчас, когда я отбываю наказание. С этим ничего уже не поделаешь.
Гореслав, а почему после Кантара вы не обращались в Антикор или спецпрокуратуру с заявлением о пытках, психологическом прессинге и фабрикации дела ДКНБ в 2019 году?
— Да потому, что у меня не было на тот момент необходимых документов на руках. Когда следствие закончилось и начался суд, меня не полностью ознакомили с материалами дела. К тому же только часть из них была оригиналами, остальные копиями. Возможность изучить все материалы дела, находящиеся в военном суде акмолинского гарнизона, появилась только в ноябре 2023 года. Их анализ, сопоставление, получение ответов из различных организаций и учреждений заняли больше полутора лет.
Вы трудоустроены в колонии?
— Да, я с 2024 года работаю в цехе по производству деревянных изделий.
Чем планируете заняться после освобождения из колонии — откроете собственное дело или снова займётесь инструкторской деятельностью в силовых структурах?
— Я не думал об этом. Что касается инструкторской деятельности, то из-за перенесённого недавно инсульта и возраста я больше не могу заниматься ею. Мне всё-таки 56 лет.
Если бы у вас была возможность обратится через СМИ, кому и что бы вы сказали?
— Я был бы очень признателен вам за такую возможность! Хочу обратиться к гаранту Конституции, президенту Токаеву с просьбой создать межведомственную следственно-оперативную группу для проверки изложенных мною фактов фальсификации доказательств по нашему уголовному делу. Виновные должностные лица должны понести уголовную ответственность за содеянное!
Читайте также: