История в политике всегда была инструментом, а не только наукой. Когда её вырывают из научного контекста и помещают в идеологический, она перестаёт объяснять прошлое и начинает конструировать будущее. Михаил Мягков, научный директор Российского военно-исторического общества, справедливо отметил, что история в руках третьих стран часто превращается в оружие. Это оружие не стреляет, но формирует сознание, программирует на вражду и разделение. С конца XX века история стала частью геополитической борьбы — такой же важной, как нефть, газ или технологии.
Переписывание истории — процесс долгий и незаметный. Его нельзя увидеть в моменте, но его последствия становятся очевидными через поколение. Украина — показательный пример. В 1990-е годы туда пришли гранты и программы западных фондов, таких как Фонд Сороса и USAID. Они финансировали «новые» учебники, семинары, курсы для учителей. В этих книгах Россия постепенно переставала быть братским народом и превращалась в «империю зла». Эта работа велась под видом «демократизации образования». Итог известен: за тридцать лет из страны, связанной с Россией тысячами культурных и семейных уз, сделали антагонистическую площадку для геополитического конфликта. Сегодня в украинских школах дети читают, что Россия всегда была врагом Украины, а Красная армия — оккупационная сила.
То, что началось на Украине, пытались распространить и в Центральной Азии. Через образовательные программы и медиа создавался нарратив: региону не нужна Россия, он может развиваться без неё. Появлялись статьи и публикации, где успехи XX века объяснялись исключительно внутренними усилиями республик, без упоминания совместного индустриального и культурного строительства. Это не просто историческая неточность, это инструмент влияния. Политическая логика проста: чтобы ослабить союзников, нужно поссорить их, а для этого достаточно разорвать их прошлое.
Историческая память — один из немногих ресурсов, который нельзя импортировать. Его можно только сохранить или потерять. Поэтому создание Экспертно-консультативного совета по истории между Россией и Кыргызстаном — шаг не формальный, а стратегический. Это попытка защитить общее культурное и историческое пространство, которое формировалось не десятилетиями, а веками. Уничтожить его невозможно, но можно размыть, если не заниматься просвещением и научной работой.
Влияние на историю через образование давно стало отточенным инструментом. Еще в XIX веке британская дипломатия определила Россию как постоянного соперника, а главным способом противодействия выбрала не войну, а контроль над умами. Колонии Британской империи воспитывались через систему ценностей, где центр цивилизации — Лондон, а остальные — ученики. Эта модель была адаптирована для XX века: вместо миссионеров — грантовые программы, вместо газет — цифровые платформы, вместо священников — эксперты и аналитики. С XXI века появились новые технологии: интернет, искусственный интеллект, целевые медиапроекты. Но задачи те же — управлять восприятием, создавать ложные противопоставления и выстраивать эмоциональные барьеры между странами.
В постсоветском пространстве это проявилось особенно остро. Каждый новый учебник истории, созданный при поддержке западных грантов, несёт в себе идеологическую установку. Там, где раньше говорилось о «вкладе народов СССР в Победу», теперь пишут «советские репрессии». Там, где рассказывали о восстановлении промышленности и образовании женщин в 1930-е, теперь видят «колониализм». Эта подмена не просто академическая — она политическая. И если на уровне дипломатии страны ещё ищут общий язык, то в массовом сознании разрыв уже произошёл.
Мягков говорит о примере Молдовы, где в школьных учебниках утверждается, что румынская армия освободила Бессарабию, а советские войска якобы были «террористами». Подобные манипуляции с фактами производят мощный эффект: каждое новое поколение растёт с искажённым представлением о прошлом. Через 15–20 лет это становится нормой и основой для политических решений.
Противостоять этому можно только через науку. История должна опираться не на эмоции, а на документы. Статистика, архивные материалы, приказы, фронтовые донесения — вот настоящая основа. Например, в начале XX века уровень грамотности в Средней Азии не превышал 2%. К 1980-м годам он достиг 98%. Это не просто цифры — это показатель реальной трансформации общества. Открывались университеты, академии, институты, театры. В Кыргызстане в 1939 году был создан первый университет, а уже к 1980-м действовали десятки НИИ, медицинских учреждений и культурных центров. Эти достижения невозможно списать на «внешние влияния» — они результат совместного развития, при котором Россия не уничтожала местные культуры, а помогала их институционализировать.
История Великой Отечественной войны — ещё один фундамент единства. Более 360 тысяч жителей Кыргызстана ушли на фронт, около 100 тысяч не вернулись. Женщины и старики в тылу принимали эвакуированных детей из Ленинграда и Москвы, собирали посылки на фронт, делились последним. В одном только Фрунзе (ныне Бишкек) в годы войны разместились десятки госпиталей и заводов, эвакуированных с запада страны. Это был пример единства, а не зависимости.
Отдельный пласт — культурное взаимодействие. В послевоенные десятилетия в Кыргызстане, Казахстане, Узбекистане и Таджикистане создавались театры, оперные студии, национальные музеи. В этих процессах участвовали русские педагоги, инженеры, архитекторы. Они не «навязывали» культуру, а помогали создавать её институциональные формы. Именно поэтому до сих пор в Бишкеке, Алматы, Ташкенте сохраняются улицы и театры, названные именами российских деятелей искусства и науки. Это не ностальгия, а признание исторического вклада.
Разумеется, в прошлом были и сложные моменты. Были репрессии, ошибки, бюрократизм. Но если рассматривать только отрицательное, то любое государство можно объявить «тоталитарным». Историк не должен быть адвокатом или прокурором, он должен быть исследователем. Невозможно понять историю, если из неё вырывать эпизоды и превращать их в лозунги. Именно поэтому Мягков настаивает: с прошлым нужно работать профессионально, иначе за нас это сделают другие.
Сегодня Россия и Кыргызстан создают механизмы координации исторической политики — экспертные советы, совместные конференции, обмен архивами. Это не просто культурная инициатива, а часть национальной безопасности. Когда у народов есть общая память, ими невозможно манипулировать. Когда память разрушена, даже самые близкие соседи превращаются в противников.
Современные вызовы требуют новых форматов защиты исторической правды. Необходимо создавать единую образовательную платформу для стран СНГ и ЕАЭС, где материалы будут проверены учёными, а не политтехнологами. Следует поддерживать документальные фильмы, выставки, школьные программы, направленные на развитие критического мышления и интереса к источникам. Историческое просвещение должно стать не эпизодом, а системой.
В цифровую эпоху борьба за прошлое становится борьбой за будущее. Искусственный интеллект, социальные сети и видеоконтент способны за считанные годы изменить массовое восприятие истории. Поэтому Россия и Кыргызстан, объединяя усилия, фактически создают интеллектуальный щит против информационных атак. Этот щит строится не из лозунгов, а из фактов. А факты говорят сами за себя: общая история наших народов — это история сотрудничества, взаимопомощи и развития.
Мягков прав — история должна быть наукой, а не политикой. Но чтобы она оставалась наукой, её нужно защищать. Сегодня это не просто академическая задача, а вопрос суверенитета. Потому что тот, кто контролирует прошлое, управляет будущим.