Содержание:
Работа семейского художника Павла Уколова
29 августа в Казахстане вспоминают закрытие Семипалатинского ядерного полигона — и одновременно первую советскую бомбу, взорванную в тот же день, но в 1949-м. Между этими датами — 40 лет испытаний и миллионы пострадавших. Но ещё более горькая ирония в том, что закон, созданный якобы для защиты жертв полигона, десятилетиями работает против них: компенсации обнуляются, льготы теряются, а люди по сути сами платят себе за нанесённый государством ущерб. Почему так получилось и как это исправить, разбиралась наш сайт.
На полигоне взорвали свыше 460 снарядов ядерного, термоядерного и водородного оружия, на земле и под землёй, в воздухе, рядом с водоносными слоями. Последствия взрывов выходили за пределы полигона. На территории, окружающие полигон, летели радиоактивные облака и газовая фракция подземных испытаний, радиоактивная пыль распространялась по огромному региону, куда входили участки четырёх современных областей Казахстана.
В 6 часов 50 минут. За 10 минут до первого взрыва Берия, обращаясь к Курчатову, произнёс:
— А ничего у вас, Игорь Васильевич, не получится.
— Обязательно получится, — ответил Курчатов.
Из воспоминаний советского физика Игоря Головина.
Вся Семипалатинская область, районы Павлодарской, Карагандинской, Восточно-Казахстанской областей…
На сегодня общее количество пострадавших от ядерных взрывов на Полигоне оценивается почти что в 1,5 миллиона человек. При этом в официальном реестре, включающем людей, имеющих права на компенсации и льготы, числится только около 30 % от этого количества. Но даже если бы в реестре числились все 1,5 миллиона, это всё равно не давало бы полноценной картины. Реально пострадавших намного больше.
Согласно комментарию Алексея Коновалова, авторитетного социолога из области Абай:
«В Беларуси пострадавшими от Чернобыльской АЭС признаны 3,7 миллиона человек (почти 40 % населения) — они находятся в государственном регистре. Это первое, второе, третье и даже четвёртое поколение, это дети детей тех бабушек и дедушек, которые оказались в зоне воздействия. И это очень правильно. Никто не может гарантировать, что подвергнувшийся ионизации дедушка не мог генетически передать это следующему поколению».
На начало текущего десятилетия, по результатам социологических опросов Алексея Коновалова, 55 % опрошенных им жителей Семея не имели полигонного удостоверения. И, следовательно, даже теоретически не могли пользоваться положенными небольшими льготами. А ведь есть ещё и пострадавшие жители сельской местности, где ситуация хуже.
С момента закрытия ядерного полигона прошло уже более 30 лет. Но порядок в этой сфере так и не навели.
Закон есть, но он работает против жертв испытаний
Мы обратились к гражданской активистке, председателю общественного объединения «ДОМ» Майре Абеновой, стоявшей у истоков создания движения «Комитет «Полигон 21». С 2023 года Майра — представитель Семея в межведомственной комиссии по решению проблем пострадавших от полигона (председатель её — вице-министр экологии).
Майра Жамантаевна встретила нас в очень расстроенном состоянии. Чиновники Семея по какой-то непонятной причине не дали согласия на проведение показа короткометражного фильма о судьбе женщин, столкнувшихся с последствиями испытаний на полигоне.
«Этот фильм называется JARA, в переводе „Рана“. Его сняла наша землячка Айгерим Сейтенова, она вообще юрист-международник, но очень активна сейчас в антиядерном движении, в коалиции молодёжных организаций. В марте выступала в ООН с предложениями от нас всех. Она сняла фильм об истории жизни шести женщин. О том, как полигон повлиял на них. В ООН зал, где показывали фильм, был полный, и там, по-моему, не было людей, которые бы не плакали. Мы планировали показ 29 августа, в Международный день действий против ядерных испытаний. Акимат непонятно по какой причине запрещает показ этого фильма на Арбате. То сослались на полицию, то ещё что-то… Там нет никаких призывов, там даже слёз нет, там просто рассказ людей, женщин, которые пережили всё это», рассказывает Майра.
Эта новость задала тональность всей нашей дальнейшей беседы. Мы сразу заговорили не о юбилее, а об осмыслении современных проблем полигона.
С 2021 года Майра Жамантаевна ведёт активную работу, направленную на пересмотр законодательства о социальной защите пострадавших от СИЯП. Впервые о проблеме полигона она серьёзно задумалась в 2011 году, когда страна отмечала 20-летие его закрытия. Тогда жители Семея осознали необходимость поправок в закон о социальной защите пострадавших от испытаний. Но полное личное погружение в тему произошло позже, когда Майра столкнулась с тяжёлыми потерями.
«Просто друг за другом стали покидать этот мир от онкологии мои родные — сестра, брат, муж…» с болью вспоминает Майра.
Главным камнем преткновения, о который спотыкаются все желающие изменить судьбу жертв полигона, Майра Жамантаевна назвала устаревший закон «О социальной защите гpаждан, постpадавших вследствие ядеpных испытаний на Семипалатинском испытательном ядеpном полигоне», который не работает.
«Этот закон был принят в 1992-м году. По нему пострадавшими признавались люди, которые жили и живут на территории, указанной в законе, а это территории четырёх областей. Им полагалось удостоверение. Люди, кстати, сами должны были пойти и его получить. Сразу же сравнение с Японией приведу — там люди сами за таким удостоверением не ходят, государство автоматически выдаёт его им», рассказывает Майра.
Странная история! Основной проблемой при защите прав потерпевших стал закон, который написали для того, чтобы их, эти права, защищать? Но стоит немного послушать Майру Жамантаевну, и всё сразу становится на свои места.
Как одна буква изменила всё
Возьмём, к примеру, вопрос компенсации. Первоначально, в 90-е годы, её размер был рассчитан так, что за годы человек мог получать сумму, зависящую от суммы минимальной заработной платы.
«Депутаты мажилиса изменили в законе буквально одну букву: МЗП поменяли на МРП. И люди получили копейки! Это не то что смешная сумма, это очень даже издевательская сумма над людьми, которые пострадали за 40 лет», возмущена Майра.
Для понимания масштаба изменений: минимальная заработная плата в Казахстане (МЗП) в 2025 году равна 85 000 тенге. Месячный расчётный показатель (МРП) — 3932 тенге. Разница почти что в 22 раза!
Не меньше проблем возникает с пенсиями и экологическими надбавками. Выплата их зависит от проживания в одной из четырёх зон: чрезвычайного, максимального, повышенного и минимального риска загрязнения территории.
«Парадокс знаете в чём? Пожилые люди на старости лет из сёл и районов (зоны максимального риска — прим. авт.) перебираются к своим детям в Семей. А Семей является зоной повышенного риска. И если они здесь пропишутся, то они теряют свою надбавку к пенсии! Поэтому эти старики становятся „зайцами“. Живут в городе, хотя числятся у себя в деревне, и каждый день, наверное, трясутся, что за ними придут проверять», рассказывает Майра.
Семей под свинцовым колпаком?
Этот комментарий вскрывает ещё один непонятный момент в законе. Выплаты и льготы зависят от нахождения в одной из четырёх зон риска загрязнения территории. Почему-то Семей получил статус зоны повышенного риска. Хотя если судить по старым исследованиям, город окружён со всех сторон зонами риска максимального.
«Как так получилось, что везде вокруг у нас районы максимальной зоны, а сам Семей оказался под каким-то „свинцовым колпаком“? Наверное, все 40 лет нас накрывали зонтиком», — саркастично отмечает Майра.
По мнению Майры Жамантаевны, в 90-е годы закон несколько раз переписали, чтобы максимально снизить размеры компенсаций. Сперва заменили МЗП на МРП. Затем взяли населённый пункт, город Семипалатинск (теперь Семей), где находилась большая часть горожан области, и «снизили» степень его загрязнения. А вместе с этой степенью снизили положенные семейчанам суммы компенсаций. Сэкономили бюджетные деньги.
Следите за руками
Проблема компенсаций сложна и многогранна. Доплаты к заработной плате становятся проблемой работодателя.
«Обязанность доплачивать возложена на работодателя. Предприниматель обязан платить своим работникам, но предприниматель сам пострадавший, какое он отношение имеет к испытаниям? Он не несёт за них ответственность. Большинство предпринимателей такие надбавки не выплачивает, и их, мне кажется, особо и не проверяют. Даже если они выплачивают, то, если этот предприниматель не дурак, то все свои выплаты должен вернуть как-то. Что он делает? Он повышает цены на свои продукты, товары и услуги, правильно? Это всё возвращается опять к кому? К нам же, пострадавшим. Кому улучшили жизнь? Получается, никому не улучшили!»рассуждает Майра Абенова.
То есть доплату за вред, нанесённый полигоном, в конечном итоге платит не государство. И даже не совсем бизнес. Эту доплату семейчане платят сами себе. Покупая более дорогие товары и более дорогие услуги.
Товары и услуги в Семее (и без того не шикующем) становятся чуть-чуть дороже. Развиваться городу становится чуть-чуть сложнее. Разумный ли это подход?
Майра Абенова отмечает, что с годами закон потерял свои изначальные силу и смысл. Поправки и изменения не расширяют льготы и права пострадавших, а наоборот — урезают их. Формулировки закона сужают пространство для помощи. И создаётся впечатление, что государство намеренно закрывает глаза на очевидные последствия трагедии.
«По всему тексту закона первоначально, что нанесён ущерб, использована формулировка „проживающие и проживавшие“, а когда касается социальной защиты, оказалось, что остаются только „проживающие сейчас“. А те, которые за 40 лет действия полигона могли переехать, у каждого такое право есть, плюс за эти 33 года после закрытия тоже могли перемещаться. Они что, уехали и оставили полученную радиацию здесь, как старую одежду? Они же с собой увезли этот вред! То есть они также увезли с собой удостоверение, доказательство того, что пострадали. Но там, в Актобе или в Астане, уже прекращается действие закона, и льгот никаких нет!»возмущается активистка.
Майра подчёркивает: суть проблемы не только в размерах выплат или их отсутствии, а в самой логике закона. Он изначально задумывался как инструмент защиты. Но на деле превратился в источник противоречий и неравенства. Люди, которые десятилетиями страдали от взрывов, вынуждены постоянно доказывать своё право на помощь.
«Законы должны улучшать жизнь людей, законы должны быть справедливые, понятные. А что мы имеем? Это дискриминационный закон», отмечает Майра.
На конференции в 2021 году участники общественного движения «Комитет Полигон 21» сформулировали три ключевых направления, которые, по их убеждению, должны стать основой для системных решений.
Первым делом семейчане потребовали возвращения статуса Семипалатинской области (что было выполнено). Вторым предложением стало решение накопившихся проблем через устойчивое развитие территории с обязательным созданием государственной комиссии, которая бы координировала этот процесс. Комиссия была создана. В неё вошли многие чиновники уровня правительства.
«В сентябре 2023 года ко мне обращаются из Министерства экологии, присылают мне документ, что по поручению зампремьера, министра Дюсеновой, создаётся межведомственная рабочая комиссия. Мминистерство экологии начало такую работу, когда я им чуть ли не три месяца объясняла, чего мы хотим, потому что комиссия создана по нашему требованию», рассказывает Майра Жамантаевна.
Третьим направлением активисты считают необходимость разработки и принятия нового закона, более справедливого и отвечающего реальным запросам пострадавших. На вопрос — сколько же раз собиралась комиссия, Майра Жамантаевна честно говорит: три года — всего два раза:
«В мае этого года мы выслали на 38 листах предложение, это сравнительная таблица по закону: вот хотя бы эти изменения внесите в закон. Сейчас Казахстан принял решение строить атомные электростанции. Кто гарантию даёт, что завтра что-нибудь не случится? Это должен предвидеть будущий закон. Этот закон должен быть не только о Семипалатинском полигоне, он должен быть шире. Люди, которые там будут работать, которые там будут жить, должны заранее знать, как они будут прикрыты законом».
Но несмотря на всю критику закона, какая-то польза от него всё же есть. 23 августа в СМИ распространилась информация, что потерпевшим от полигона окажут единовременную социальную помощь в Астане. По информации столичного акимата, выплата составит 2,5 МРП. Это около 10 тыс. тенге.
Получателями соцпомощи станут примерно три тысячи горожан. Все они признаны пострадавшими от ядерных испытаний на Семипалатинском полигоне. В список вошли те, кто подтвердил свой статус. Ранее все они уже получали единовременную компенсацию за ущерб от испытаний атомного оружия.
В акимате добавили, что эти люди имеют возможность получить право бесплатной парковки в тех местах, где другие горожане должны оплачивать стоянку своих автомобилей.
Имеют ли ценность эти льготы и выплаты? Наши читатели сами могут ответить на этот вопрос.