На фронте – перемены. Весьма тревожные…
После бегства американцев из Афганистана летом 2021 года тема производства наркотиков в этой стране заметно отошла на второй план. Складывается даже впечатление, что многие аналитики решили: с приходом к власти талибов проблема решилась сама собой. Звучат шокирующие прогнозы: теперь англосаксы будут превращать в центр мировой наркоторговли… бывшую советскую Среднюю Азию.
Что же изменилось на этом фронте за полтора года, прошедшие после смены власти в Афганистане?
Данные Управления ООН по наркотикам и преступности (УНП ООН) свидетельствуют: проблема никуда не исчезла, а наоборот усугубляется.
Справка
С момента захвата талибами в августе 2021 года:
- Площадь культивирования опийного мака в Афганистане увеличилась на 32% (или на 56 гектаров) и составила 233 000 га, что делает урожай 2022 года третьим по величине посевом с момента начала систематического мониторинга наркоситуации в стране, т.е. с 1994 года.
- Цены на опий резко выросли после объявления о запрете выращивания мака в апреле 2022 года.
- Доходы афганских фермеров от продажи опия утроились – с 425 миллионов долларов в 2021 году до 1,4 миллиарда долларов в 2022 году. Что эквивалентно 29% стоимости всего сельскохозяйственного сектора страны в 2021 году. Эта сумма – лишь часть дохода от наркоторговли. Более крупные суммы накапливаются в цепочке поставок незаконных наркотиков за пределы Афганистана.
- Изъятия опиатов в Афганистане свидетельствуют о том, что незаконный оборот афганского опиума и героина не прекратился. Афганистан обеспечивает 80% мирового спроса на опиаты.
Разобраться в ситуации на этом фронте нам поможет известный в Кыргызстане и за его пределами специалист в области борьбы с наркотизмом, эксперт Международного комитета по контролю над наркотиками Тимур Исаков. Он, к слову, не только теоретик, но и практик: за плечами у полковника милиции в отставке Исакова – 45-летний стаж службы в правоохранительных органах, из них 33 года он посвятил борьбе с наркобизнесом.
– Тимур Аспекович, почему второй по счёту приход талибов к власти не увенчался, судя по всему, успешным противодействием наркобизнесу?
– Пока ни одна власть в Афганистане не показала себя в этом плане эффективной. И талибы тоже не являются исключением. Достаточно взглянуть на диаграмму динамики производства наркотиков в этой стране, и становится видно – решить вопрос одним обвинением афганских властей невозможно. Проблема давно переросла рамки Афганистана, она стала общемировой. Но её почему-то напрочь не хотят решать в общемировом формате. Не слышу громких заявлений на международной арене на сей счёт, не вижу адекватного отношения к ней, каких-то прорывных проектов… Лично у меня возникает ощущение, что эта ситуация пущена на самотёк.
Справка
3 апреля прошлого года – через несколько месяцев после прихода талибов к власти – верховный лидер «Талибана» Хайбатулла Ахундзада издал указ о том, что «все афганцы отныне проинформированы о строжайшем запрете на выращивание мака». Нарушивших запрет, говорилось в указе, будут судить по законам шариата (исламского права), а весь обнаруженный урожай будет незамедлительно уничтожен. Указом Ахундзады запрещались «использование, транспортировка, торговля, экспорт и импорт всех видов наркотиков, а также [содержащих наркотические вещества] таблеток и алкоголя». Под запрет подпадали и все имеющиеся на территории Афганистана предприятия по производству наркотиков.
– Движение «Талибан» у всех ассоциируется с жёстким репрессивным режимом. Да и жёсткие нормы шариата, казалось бы, должны были привести в чувство всех наркопроизводителей и наркоторговцев. Однако статистика говорит о том, что угрозы эти были пустыми…
– Статистика говорит о том, что талибы свою страну в полной мере не контролируют, хотя и предпринимают для этого усилия. К тому же страну надо не только держать под контролем – её надо ещё и чем-то кормить. А чем? Вот правоохранители «Талибана» приезжают с автоматами к фермеру. У фермера, конечно, тоже есть автомат, но у талибов стволов побольше… Ему говорят: «Пора завязывать с выращиванием опия». Фермер спрашивает: «Призываете завязать и сдохнуть от голода?» – «Сажай пшеницу», – талибы советуют. Ну а где взять семена? Где взять комбайны для уборки урожая? Опийный мак к тому же – более неприхотливая культура, он требует совсем другого ухода, чем та же пшеница. Да нынешние фермеры-опиеводы других сельскохозяйственных культур и не видели, они, можно сказать, на маковых плантациях родились. Навыки выращивания других культур утрачены.
Можно, конечно, попытаться этих «зловредных» фермеров попросту задавить. Но это закончится либо массовыми голодными смертями, либо восстанием. И талибы, полагаю, это прекрасно понимают.
Кто отыщет и убьёт монстра?
– В диаграмме, которую вы упомянули, есть весьма любопытная точка, когда производство опия в Афганистане якобы упало практически до нуля. Это 2001 год, когда США при поддержке Северного альянса свергли режим талибов. В следующем 2002-м, правда, кривая диаграммы резко идёт вверх… Неужели тогда на какое-то время удалось производство наркотиков прекратить?
– Производство наркотиков в Афганистане не прекращалось никогда! Ни при одном режиме. А «феномен 2001 года», как мне представляется, связан всего лишь с тем, что тогда в связи с боевыми действиями УНП ООН не могло осуществить в этой стране мониторинг. Должен сказать, что и все падения кривой в этой диаграмме связаны, как правило, не с сокращением посевов или уничтожением лабораторий, а с природными условиями. Например, с засухой или нашествием насекомых-вредителей.
Самое же главное – в корне неверно связывать проблему наркотизма в мире только с теми событиями, которые происходят в Афганистане. Если бы корень зла крылся только в этой стране, то вопрос, уверяю вас, был бы решён давно.
– Где же кроется этот корень?
– Что такое наркобизнес? Это – пылесос, выкачивающий наркотики из Афганистана. Детали этого пылесоса разбросаны по всему миру. Помню, прибыла к нам делегация коллег из одной западноевропейской страны. Стали нас обвинять: у вас, дескать, и коррупция процветает, и границы дырявые – оттого Кыргызстан и является транзитной страной на пути наркотрафика. Задаю вопрос: а у вас коррупции нет? Нет, гордо заявляют. А границы как охраняются? Отлично, отвечают. А героиновые наркоманы, спрашиваю, у вас есть? Есть… Так откуда же они берутся? Как к вам тогда героин попадает, если порядок образцовый? Это вопрос поставил европейских коллег в тупик.
Спрос рождает предложение – эта экономическая формула в полной мере относится и к наркобизнесу. На одном международном мероприятии, посвящённом борьбе с наркотиками, афганская делегация, помню, выслушав претензии в адрес своей страны, задала критикам вполне резонный вопрос: «А когда вы справитесь со спросом в ваших странах?» Глобальный всемирный спрос на наркотики – вот один из приводных ремней всемирного «пылесоса». Согласно статистике той же ООН, потребление наркотиков во всём мире ежегодно возрастает. И ни в одном докладе я не видел победных реляций об успехах в борьбе с этим злом. Наркоситуация в Афганистане – это всего лишь цвет лакмусовой бумажки, который отражает процессы, происходящие в мире. А если это болезнь мировая, то и лечить её надо, повторю, общемировыми средствами, не зацикливаясь на так называемой афганской проблеме. Если даже отгородиться от Афганистана высоким забором, то это, в лучшем случае, приведёт только к росту цен на наркотики.
– Как же эту проблему можно решить?
– Её невозможно решить, если видеть только афганцев и только наркоманов в разных странах. Между производителями и потребителями наркотиков стоит международный «спрут», зарабатывающий на этом бизнесе огромные деньги. И наркоманы, и даже афганские фермеры – всего лишь рабы этого монстра. Но вот его-то – «спрута» – никто не видит. Точно так же в своё время никто не замечал знаменитые латиноамериканские наркокартели. Но однажды заметили – и повели с ними более-менее эффективную борьбу. Но монстр, о котором мы говорим, действует более изощрённо, чем эти – довольно примитивные – картели. У него аморфная структура. Чтобы его убить, его надо тщательно изучать. Определённые методики уже разработаны – в частности, европейскими коллегами. Но глобального стремления изучать этого «спрута» не видно – вот в чём корень проблемы!
Что страшнее наркотрафика
А как выглядит наркоситуация в Центральной Азии после ухода американцев из Афганистана?
Справка
Данные Центральноазиатского регионального информационного координационного центра (ЦАРИКЦ) по борьбе с незаконным оборотом наркотиков за 9 месяцев 2022 года:
- Во всех странах, кроме Таджикистана, по сравнению с аналогичным периодом 2021 года увеличилось количество зарегистрированных наркопреступлений: в Казахстане – на 1,4%, в Кыргызстане – на 34,1%, в Узбекистане – на 30,4%.
- Во всех странах, кроме России и Узбекистана, увеличилось количество зарегистрированных преступлений по статье Уголовного кодекса «Контрабанда»: в Казахстане – на 13,7%, в Таджикистане – на 59,4%, в Кыргызстане – в 5,6 раза (!).
- В государствах-участниках ЦАРИКЦ доля иностранцев среди общего количества лиц, задержанных за совершение наркопреступлений, увеличилась на 1,4 процента и составила 3 494 человека.
- В Казахстане, Таджикистане и Узбекистане в общем объёме изъятых наркотических средств выросла доля наркотиков опийной группы. Доля каннабисной группы, напротив, незначительно уменьшилась. В Кыргызстане, наоборот, доля опийной группы значительно снизилась, а доля наркотиков каннабисной группы выросла на 34,8% .
- В России отмечено значительное увеличение случаев изъятий наркотиков синтетической группы – доля наркотиков этой категории составила 55,2%.
– О чём говорит профессионалу эта статистика? Наркоситуация в регионе ухудшилась или улучшилась?
– Однозначно – ухудшилась. По статистике столь короткого периода трудно чётко выстроить тенденцию, но кое-какие выводы сделать можно.
Рост количества выявленных фактов контрабанды наркотиков и привлечённых к ответственности иностранцев говорит о том, что на государственных границах стран региона идёт некое «шевеление». Значит, границы чересчур прозрачны.
То, что в Казахстане, Таджикистане и Узбекистане выросла доля изъятых наркотиков опийной группы, говорит о том, что выросли объёмы наркотрафика из Афганистана. Это тоже тревожный сигнал.
Самое же главное – мы сейчас являемся свидетелями одного из переломных моментов в наркоситуации, которая стала меняться примерно с 2014 года. Тогда ООН забила тревогу в связи с появлением на наркорынке так называемых новых психоактивных веществ. Причём синтетические наркотики стали изготавливать на местах – на примитивном оборудовании, что называется, на коленке. Тысячи мелких нарколабораторий – это страшнее, чем глобальный наркотрафик, чем Афганистан, чем колумбийские картели. Процесс – в самом разгаре, а государства ещё не научились адекватно реагировать. Эти кустарные лаборатории появляются как грибы после дождя, исчезают и появляются в других местах. Многие из производителей этих наркотиков – с виду приличные граждане с чистеньким бекграундом, они не имеют уголовного прошлого, не засветились перед правоохранительными органами, поэтому бороться с ними сложно. А силовикам надо ещё и бороться с международным наркотрафиком – хоть разорвись.
Ситуация осложняется тем, что за пределами международных (конвенциональных) списков, которые постоянно дополняются Комиссией по наркотическим средствам, нет единства в формировании списка наркотических средств, психотропных веществ и прекурсоров, находящихся под национальным контролем. Следовательно, вещество, считающееся, скажем, в Кыргызстане или России психотропным веществом, в другой стране таковым может и не являться. Попытки объединить политику разных стран по отношению к химическим веществам пока должного эффекта не приносят.
– Смогут ли синтетические наркотики со временем заместить опиаты?
– Вопрос этот – на самом деле глобальный. И на него ещё никто не ответил. Нужны серьёзные исследования, нужно готовить на этот вызов ответ. Выработку противоядия нельзя затягивать на десятилетия.
– Вернёмся к наркотрафику. Статистика утверждает, что в Казахстане за последний год выросло количество изымаемых опиатов, а в Кыргызстане, наоборот, снизилось. Как такое могло произойти, ведь наркотики на север идут транзитом именно через Кыргызстан?
– Вопрос резонный. Отвечу так: а какого ещё результата можно ожидать, если в Кыргызстане долгие годы экспериментировали с правоохранительной системой, с уголовным правом и процессом?!
Справка
В 2009 году указом президента К.Бакиева в Кыргызстане под предлогом реформирования правоохранительных органов было ликвидировано Агентство по контролю наркотиков. За год отсутствия в стране АКН изъятие контролируемых веществ из незаконного оборота сократилось в разы.
В 2010 году после смены власти в республике агентство возродилось в статусе Государственной службы по контролю наркотиков – ГСКН. Воссоздание службы приветствовали многие государства ближнего и дальнего зарубежья (в т.ч. Россия), а также профильные международные организации, которые стали оказывать техническую поддержку ГСКН, помогли модернизировать инфраструктуру, предоставили автомобили, оргтехнику, специальное снаряжение, обучили персонал.
Однако в декабре 2016 года – при президенте А.Атамбаеве – Госслужба по контролю наркотиков была вновь ликвидирована, опять же под предлогом реформирования.
По инициативе того же А.Атамбаева в республике в 2012 году была начата масштабная судебно-правовая реформа – под лозунгом «ухода от советской карательно-репрессивной системы». Фактически её бенефициарами были западные структуры (в частности фонд Сороса), которые финансировали реформу и «помогали» кыргызским властям методологически. Венцом реформы стало принятие в 2017 году нескольких кодексов, в том числе Уголовного и Уголовно-процессуального. Принятие нового УПК фактически парализовало оперативно-розыскную деятельность. Оперативники формально лишились права работать с конфидентами и до официальной регистрации преступления проверять оперативную информацию о готовящемся преступлении.
– Эти новые кодексы, – продолжает Тимур Исаков, – нанесли, считаю, по борьбе с наркобизнесом в Кыргызстане удар ещё более чувствительный, чем даже ликвидация Госслужбы по контролю наркотиков. Под предлогом «защиты прав человека» ударили по правам населения республики в целом. И этот фактор я считаю ключевым и решающим.
«Конопляные» страхи и «таблетка К»
Справка
С 2017 года в Казахстане предприятие KazHemp (Казконопля) начало промышленное выращивание конопли. В 2020-м эту инициативу подхватил Узбекистан: президент Ш.Мирзиёев подписал закон, разрешающий коммерческое выращивание конопли «в промышленных целях, не связанных с производством или изготовлением наркотических средств и психотропных веществ». Согласно сообщениям СМИ, коноплю в Хорезмской области стало культивировать совместное узбекско-французское предприятие.
– Некоторые российские эксперты, судя по публикациям в СМИ, видят в этом угрозу превращения Средней Азии в очередной мировой центр по производству наркотиков по типу Мексики, Колумбии или Бирмы. Дескать, в Узбекистане, Казахстане и Кыргызстане «лоббисты наркотизации региона» добиваются замещения здешней монокультуры – хлопка – коноплёй, доказывая выгодность её выращивания. Это так?
– Во-первых, в Кыргызстане техническую коноплю пока вообще не культивируют, а вот, к примеру, Россия – один из мировых лидеров по её производству. Во-вторых, не стоит путать дикорастущую коноплю с технической. Наркотический эффект вызывает активное вещество ТГК (тетрагидроканнабинол), содержание которого в технической конопле настолько незначительно, что использовать её в качестве наркотика просто невозможно.
Техническая конопля – культура в самом деле очень перспективная. Даже в плане борьбы с наркотизмом. Любопытный факт: если рядом расположены две делянки – дикорастущей и технической конопли, то путём перекрёстного опыления «победит» та конопля, делянка которой больше. Таким образом техническая конопля может «обезвредить» произрастающую рядом дикорастущую. Техническая конопля может расти там, где не выживет никакая другая культура. Её можно использовать во многих сферах – в бумажной, текстильной промышленности. Например, китайская армия идёт к тому, что вся её полевая униформа будет из конопли – в том числе благодаря её антисептическим свойствам.
Но культивация технической требует осторожности. В России, например, техническую коноплю пересевают семенами с урожая только четыре раза, затем заново приобретают селекционные семена, ибо с каждым новым «поколением» культура перерождается, содержание ТГК в ней повышается. Контроль за плантациями конопли – дело дорогое. Поэтому этим надо либо заниматься серьёзно, либо вообще не заниматься.
Что же касается некой программы замещения, якобы продвигаемой в Средней Азии, то заместить хлопок коноплёй попросту невозможно. Даже потому, что из хлопка делают не только одежду, но и, например, нитроцеллюлозу – взрывчатку.
– Значит, перспектива превращения в этакую «конопляную Колумбию» Средней Азии не грозит?
– Подобные прогнозы напоминают гадание на кофейной гуще. Есть куда более реальные риски. На территории Афганистана, кроме опийного мака, растёт очень много эфедры. Это сырьё для производства эфедрона – наркотика-психостимулятора, схожего по своим свойствам с метамфетамином. Кыргызстан, к слову, столкнулся с чудовищной волной эфедроновой наркомании на рубеже конца восьмидесятых – начала девяностых годов, мы тогда ликвидировали в общей сложности 62 подпольных лаборатории. Так вот, этот бизнес в Афганистане сейчас процветает – целая метамфетаминовая индустрия, которая, не исключено, вскоре сможет конкурировать с опийной. Много амфетамина, в частности, идёт из Афганистана в Иран.
К изумлению специалистов, афганские наркодельцы стали смешивать метамфетамин с героином – ведь это, как считается, вещества взаимоисключающие по своим свойствам. А с недавних пор УНП ООН стало отмечать появление по всему миру этого наркотика уже в таблетированной форме – его назвали «афганская таблетка К». Это говорит о том, что афганские наркобизнесмены стали уже мыслить по-серьёзному, рыночными категориями. Они создают на своей территории полный цикл промышленного производства наркотиков, переходя от количества к качеству, к «сертификации» своей продукции. Это, в свою очередь, говорит о том, что наркодельцы привлекают к своей работе широкий круг специалистов, используют маркетологические принципы.
– Чем опасны эти таблетки – по сравнению, скажем, с героином?
– Не каждый начинающий потребитель решится приобрести у какого-нибудь барыги белый порошок, завёрнутый в грязный клочок газетки. Как его правильно употребить, чтобы не отправиться на тот свет? А таблетка – это выверенная доза. Это, наконец, «эстетично». Согласитесь – куда охотнее потребитель (особенно «культурный») будет глотать таблетки, нежели прокалывать шприцем вену. Значит, потребление наркотиков будет ещё больше расти. Всё это подаёт нам очень тревожный сигнал. Это – новый вызов, о котором широкая общественность практически ничего не знает.
Стратегия защиты – популистская и серьёзная
– Подведём итог. Как вы оцениваете реальный масштаб наркоугрозы России и всему СНГ, исходящей из Центральной Азии?
– Как довольно значительный. И чем меньше Россия будет на это обращать внимания, тем угроза всё более будет возрастать. Без общих усилий наркотрафик не «рассосётся». Напротив, уменьшение усилий даст негативный эффект.
– Что может сейчас сделать Россия, чтобы угроза не возрастала?
– Прежде всего, очень рекомендовал бы соответствующим российским структурам обратить самое пристальное внимание на эту цифру – 32 процента. На столько, напомню, увеличилось производство наркотиков в Афганистане за последний год. И рекомендовал бы, несмотря на все нынешние трудности, активнее поддержать своих коллег в Центральной Азии. Это воздастся сторицей. Заслон наркоугрозе лучше ставить здесь, в нашем регионе, на дальних рубежах.
– Некоторые российские специалисты, судя по публикациям в СМИ, требуют в качестве защитной меры ужесточение наказания за хранение, транспортировку и сбыт наркотиков, а также усиление контроля за узбекской и кыргызской диаспорами в России…
– Любое действие, как известно, рождает противодействие. Недавно один из действующих коллег пришёл ко мне посоветоваться относительно выработки предложений по усилению борьбы с наркобизнесом. Сам он ратует за введение для наркодельцов пожизненного заключения. Я его спросил: как будут вести себя при задержании подозреваемые, зная, что им грозит высшая мера наказания? Он, подумав, сказал: «Будут вооружаться и нас убивать». Верно, поведение наркокартелей в той же Мексике – тому пример. Так что к использованию крайних карательных мер, считаю, нужно относиться очень осторожно и вдумчиво, просчитывая последствия. Другой момент. Большинство кыргызов, уехавших в Россию, уже имеет российский паспорт. Каким образом вы собираетесь контролировать диаспору – ваших, между прочим, сограждан? Вести какой-то особый контроль по разрезу глаз? Это попахивает сегрегацией по национальному признаку и ни к чему хорошему тоже не приведёт.
Давайте смотреть в корень. Наркобизнес – это прежде всего бизнес, хотя и криминальный. И к нему надо подходить так же, как и к любому другому виду нелегального бизнеса. Как говорится, чтобы подковать блоху, нужен соответствующий инструмент. И в данном случае таким инструментом может стать не борьба с какими-либо диаспорами на территории России. А взаимодействие со структурами, которые ведут борьбу с наркобизнесом в Центральной Азии. Ведь у наших структур много оперативной информации о тех, кто промышляет этим преступным бизнесом, в том числе на территории России. Но наши оперативники по понятным причинам заинтересованы раскрывать преступления, прежде всего, по территориальному признаку – в Кыргызстане. За раскрытие российских наркоцепочек их не поощрят. Наркотрафик идёт и в обратном направлении – из России к нам везут синтетику. Но и российские оперативники не очень-то заинтересованы раскрывать преступления за пределами своей территории.
Нужно решить много организационных и финансовых вопросов, чтобы наркоборцы наших стран были заинтересованы проводить, например, совместные операции по контролируемым поставкам наркотиков – это очень эффективная мера. И Россия могла бы стать локомотивом в противодействии наркотикам на территории всего Центральноазиатского региона. И если бы наркодельцы поняли, что по «северному маршруту» провозить наркотики уже невозможно, они, естественно, стали бы обходить наш регион стороной. Вот это уже – серьёзная стратегия, серьёзная наркополитика.