Самая густонаселенная страна мира – Индия – переживает обострение языкового конфликта. Федеральное правительство в лице Нарендры Моди продвигает всеобщее распространение хинди, в том числе в образовании, а некоторые регионы видят в этом ущемление местных языков. О чем идет речь и причем тут глобальные амбиции Индии?
«Языковая война в Индии». С таким заголовком на днях вышла влиятельнейшая на Ближнем Востоке «Аль-Джазира».
Поводом стали насмешки премьер-министра Индии Нарендры Моди над лидерами региональной партии DMK (которая управляет южным индийским штатом Тамилнад). «Эти министры из Тамилнада говорят о гордости на своем языке, но всегда пишут мне письма и подписываются на английском. Почему они не используют тамильский язык… Где их тамильская гордость», – иронизировал премьер.
Причиной же этих насмешек стал, по мнению издания, серьезный конфликт между националистическим правительством Моди и южными штатами вокруг использования хинди. Мол, Нью-Дели пытается навязать южанам (то есть в данном случае тамилам) хинди в качестве основного языка обучения. Тамилы же держатся за свой язык, относящийся (как и ряд других языков Южной Индии) к дравидийской языковой группе.
С российской же колокольни забавный оттенок в этот конфликт добавляет тот факт, что глава штата Тамилнад носит фамилию Сталин. А точнее, его полное имя – Мутхувел Карунанидхи Сталин. И Сталин даже выступал с угрозами в адрес индийского федерального правительства. «Я предупреждаю [правительство Моди], не бросайте камни в пчелиный улей. Не пытайтесь узреть уникальный боевой дух тамилов», – сказал Сталин в феврале на государственном мероприятии. И все это касалось как раз языковой унификации, проводимой сегодня в Индии.
Несмотря на то, что конституция Индии признает 22 официальных языка, система образования страны заточена на то, чтобы каждый гражданин знал минимум три. Английский, хинди и один из местных. Однако тамильские националисты хинди учить принципиально отказываются. Во многом потому, что считают свой – тамильский – куда древнее и культурно богаче. Ведь носители этого языка – люди дравидийской культуры – изначально и заселяли Индостан, а потом были вытеснены на юг арийскими племенами.
Отказываются – и сопротивляются. Из-за чего Нью-Дели им урезает финансирование системы образования.
И об этом пишет не только «Аль-Джазира». Ряд западных изданий тоже рассказывает об агрессивном индусском национализме. «Когда-то маргинальная идеология, теперь он стал мейнстримом. Никто не сделал больше для продвижения этого дела, чем премьер-министр Нарендра Моди, один из самых популярных и в то же время поляризующих общество лидеров страны», – указывает Associated Press.
Сделал он это, мол, для того чтобы объединить и унифицировать Индию. Страну, которую многие называют самым настоящим этническим, религиозным и культурным лоскутным одеялом, которое в свое время собрали англичане из конгломерата местных княжеств.
Крупнейшим этносом являются хиндустанцы – их в стране почти 500 млн человек. Казалось бы, колоссальная цифра – однако она составляет лишь треть от общего числа населения. Для сравнения: в другой многонациональной стране – Иране – к титульной нации (персам) относится лишь каждый второй, а в России (тоже считающейся многонациональным государством) русскими являются 80% населения. При этом и в России, и в Иране есть сложности с точки зрения межнационального общения, собирания остального населения вокруг титульной нации – и можно только представить, как сложно это делать в Индии. Стране, где две трети населения относятся к двум сотням различных этносов, у многих из которых свой язык, свои обычаи.
Где житель севера может банально не понять живущего на юге дравидийца, а живущие на востоке бенгальцы – жителей Мумбаи.
Казалось бы, объединять столь разных граждан можно и нужно только через какие-то наднациональные идентичности (как это происходило в США, СССР, том же Иране и Евросоюзе). Уж точно не через национализм. Однако действующий премьер-министр Нарендра Моди позиционирует себя как индусского националиста. В то же время говорить о том, что он стремится подавлять все остальные культуры, было бы неверно. Индия немного не так устроена.
«Все индийское общество так или иначе принадлежит к одной культуре. В базе своей индуистской, с некоторыми вкраплениями ислама (который в Индию принесли мусульмане во время своих завоеваний), христианства (позаимствованного у португальцев, а потом у британцев). Единственный регион, который выбивается из этой схемы, – северо-восток Индии. Он отличается от остальной страны этнически и лингвистически (там говорят на сино-тибетских языках)», – объясняет газете ВЗГЛЯД руководитель Центра Индоокеанского региона ИМЭМО РАН Алексей Куприянов.
Что же касается языковых различий, то да, они существуют. Однако, во-первых, нынешний премьер далеко не первый, кто пытается сделать юг хиндиязычным. «В южных дравидийских штатах распространение хинди началось не с Нарендры Моди. Этим еще в 1947 году занималось правительство Индийского национального конгресса. А так местные жители еще в 30-х годах XX века благополучно сопротивлялись внедрению хинди», – поясняет Алексей Куприянов.
Во-вторых, Нарендра Моди правильно выставляет приоритеты. Индийский премьер вообще отличается завидным прагматизмом – что во внешней, что во внутренней политике. А также упором на экономическое развитие. Именно экономика, например, поставлена во главе угла в отношениях с Китаем, благодаря чему удалось разрядить отношения между двумя конфликтующими державами. И именно экономика стоит во главе внутренней политики и концепции Моди по укреплению национального единства.
«Моди особо не педалирует языковую тему на юге. Понятно, что правящая БДП пытается каким-то образом осуществлять медленное распространение хинди в других регионах, но поскольку сейчас приоритеты страны в основном экономические, то лишний раз раздражать южан особо никто не хочет. И серьезной кампании по внедрению хинди в южных штатах сейчас нет. Как нет и на северо-востоке», – говорит Алексей Куприянов. По его словам, если культурная унификация страны уже существует, то языковая невозможна. И никто ее на данный момент проводить не собирается.
Экспансия индусского национализма сейчас проходит на совершенно другом треке – внешнеполитическом. Нарендра Моди свой национализм, по сути, экспортирует.
«Одна из популярных концепций в индийском внешнеполитическом дискурсе состоит в том, что Индия должна стать культурной сверхдержавой. И максимально в этом плане использовать свою мягкую силу. Индийские дипломатические представительства сейчас все больше и больше занимаются культурными функциями – то есть способствуют популяризации индийской культуры за рубежом. В частности Дня йоги», – говорит Алексей Куприянов. Собственно, День йоги (как и Международный день проса) появился в мире во многом стараниями Нарендры Моди.
И Нью-Дели здесь понять можно. У страны, претендующей на глобальный проект, должно быть какое-то качество, которое является универсально признаваемым и притягательным. Так, например, у Соединенных Штатов была глобальная идеология и глобально желаемый доступ на американский рынок. У Китая – глобально желаемые деньги, которые могут превратиться в инвестиции (не случайно Пекин ежегодно собирает масштабные африканские форумы, превращаясь на эти дни в финансовую Мекку). У Индии же нет ни идеологии, ни возможности разбрасываться деньгами – но зато есть многовековая культура. Которая – в отличие от китайской – носит более универсалистский характер.
А значит, ее можно отправлять на экспорт и делать Индию более понятной и желанной для иностранцев. Как туристов, так и инвесторов. И в эту картину мира Нарендры Моди языковые войны в Индии не встраиваются.