Израиль явно дает понять, на кого именно хотел бы сменить власть в Иране. Речь идет о наследнике последнего шаха Ирана Резе Пехлеви. Что это за человек, почему Иран называет его «сионистской марионеткой» и есть ли у него хотя бы малейшие шансы возглавить Иран?
Шахзаде (наследник престола) Ирана, проживающий в США 64-летний Реза Кир Пехлеви, старший сын последнего шаха Ирана пытается призвать иранцев к восстанию и вернуть династию Пехлеви на престол на фоне войны с Израилем. «Впервые за долгие годы условия для перемен стали более благоприятными» и «единственный предатель здесь – это Хаменеи», – заявил он американской прессе. Его активно поддерживает Израиль.
Шахзаде было 19 лет, когда в 1979 году в результате исламской революции семья его отца – последнего шаха бежала из Ирана. С тех пор он живет в США и считается главой дома Пехлеви в изгнании. Реза Пехлеви – самый последовательный критик «режима аятолл» в Иране. По одному из образований он политолог, и он весьма активен на протяжении десятилетий, особенно в США.
США стали прибежищем для большинства беженцев-монархистов из Ирана после революции 1979 года. С тех пор численность персидской диаспоры в США выросла по некоторым подсчетам до 2 млн человек, большинство из которых разделяют монархические взгляды и поддерживают идеи реставрации монархии в Иране.
Судьба дома Пехлеви в изгнании была трагичной. Младший брат шахзаде Али Реза застрелился в Бостоне в 2011 году в результате долгой депрессии, не выдержав изгнания. За десять лет до этого в 2001 году его сестра Лейла Пехлеви, модель дома Валентино и просто красавица покончила с собой в Париже. Она также страдала от нервного расстройства, анорексии и булимии, имела тягу к наркотикам.
А шахзаде Реза полностью сконцентрировался на политической деятельности. Однако он никогда не пользовался серьезной поддержкой внутри современного иранского общества, что вынуждены признать даже американские аналитики. Даже его последнее интервью, где он призывает иранский народ «восстать», озаглавлено: «Иранский король в изгнании призвал к смене режима – но слушают его немногие».
Действительно, в Иране есть ностальгические настроения по поводу шахского периода истории страны, когда была и модернизация по европейскому образцу и отмечался рост экономики. Все это сродни постсоветской ностальгии по советским временам в основном культурного характера,
когда память подбрасывает только все хорошее, что тогда было, и затушевывает негатив. В Иране также модно публиковать ностальгические фото шахского периода, где девушки в джинсах и миниюбках, а по улицам ездят большие красивые машины,
Но возвращаться во времена тотальной коррупции, сословного расслоения и произвола тайной полиции никто на самом деле не хочет. Монархические настроения в современном Иране – течение маргинальное, широкой поддержки у него нет. Это скорее психологический и культурный феномен, в политическом же плане единственным его оправданием становится легитимация преемственности власти. В таком контексте революция 1979 года рассматривается как противоправная насильственная акция, а восстановление власти дома Пехлеви – как исторический реванш.
Но в реальности реставрация власти шахского дома еще больший анахронизм, нежели осовремененная теократия. Примечательно, что дом Пехлеви поддерживает все это время тесные отношения с такими же, как и они, «ходячими анахронизмами» в Европе – домами Бурбонов и Гогенцоллернов. Трогательно и мило, но политически бесполезно.
Еще одна проблема – разрозненность оппозиции, которая превратилась в аналог Белого движения в России после 1918 года, в котором никогда не было единства взглядов, что и привело к его краху. Монархисты в оппозиции представляют из себя лишь небольшую и маргинальную ее часть, которая постоянно ссорится с другими фракциями.
Как результат, например, массовые выступления 2022 года под лозунгом «Женщина. Жизнь. Свобода» (они начались после нескольких трагических смертей молодых женщин, обвиненных полицией в «распущенности» и «дурных нравах» из-за одежды и «неподобающего поведения» на улицах) развалились из-за несогласия между различными группами оппозиции.
Дом Пехлеви и конкретно шахзаде Реза не воспринимаются в обществе как альтернатива правящему теократическому режиму. Особенно это стало видно на фоне войны с Израилем. В Иране конфликт воспринимается именно как противостояние двух государств, как политическая и стратегическая проблема, а не как какая-то борьба за «демократию» или повод для смены власти в стране.
В Израиле, видимо, неверно оценили разведданные о внутреннем состоянии персидского общества, что сейчас ставится в том числе в вину де факто действующему директору ЦРУ Давиду Барнеа. Большая ошибка начинать не до конца подготовленную войну в надежде на социально-протестный взрыв внутри противника. Тем более, если речь идет или о недостоверной развединформации, или о ее неправильной оценке.
Отдельная проблема – личность самого шахзаде и его отношения с Израилем. В 2023 году шахзаде Реза допустил стратегическую ошибку: он посетил Израиль, где принял участия в мероприятиях, посвященных памяти Холокоста, встречался с Биньямином Нетаньяху и главой нацразведки Израиля Гилой Гамлиэль. Реза Пехлеви, таким образом, оказался самым высокопоставленным иранцем, который когда-либо посещал Израиль, но этот же визит стал поводом для того, чтобы его назвали в Тегеране «марионеткой сионистов». И это не пропагандистский ярлык, а реальные общественные взгляды. Лучше бы дома в США сидел.
Помимо всего прочего, визит шахзаде в Израиль как бы легитимировал существование еврейского государства, против чего выступает официальный Тегеран.
Дополнительно бензина в этот костер подбросила свадьба его старшей дочери Иман в Париже с американским бизнесменом еврейского происхождения Брэдли Шерманом. Само это событие было очень светским и к политике вряд ли имело какое-то отношение, но имидж шахзаде в глазах иранцев был испорчен окончательно. Теперь он официально «сионистская марионетка». Со штампом в паспорте.
Атака Израиля все эти проблемы шахского дома дополнительно высветила. Часть оппозиционеров осудила израильскую агрессию и поддержала до этого ненавистный «режим аятолл» в их борьбе за независимость Ирана, в то время как шахзаде и монархисты стали прочно ассоциироваться именно с Израилем. Кроме того, даже те оппозиционеры, которые продолжают выступать против «режима аятолл», не уверены, что режим дома Пехлеви будет лучше. Они не готовы сотрудничать ни с Западом, ни с шахзаде, не имя гарантий, что какая-то условно «новая» власть будет лучше текущей.
Шахзаде Реза это понимает и в своих обращениях пытается отделить ирано-израильскую войну от возможной реставрации шахской власти. Он говорит, что, по его мнению, иранцы «достаточно умны», чтобы понимать, что это не «война Израиля с Ираном». Но эта риторика повисла в воздухе, поскольку это явно не те слова, которые хотели бы слышать сейчас от шахзаде персы. Но Реза Пехлеви не может или не хочет найти слова поддержки своей исторической Родины Ирана и осуждения Израиля, что выглядит как очевидное предательство интересов Ирана и его народа.
Кроме того, в Иране опасаются, что эскалация конфликта приведет к распаду многонационального государства по тому сценарию, что уже случился у соседей – в Ираке и Сирии. На этой основе любая оппозиция временно предпочитает сплачиваться, чтобы не допустить крушения государства, история которого длиннее, чем фиксируемая история еврейского народа. Позиция же шахзаде в таком контексте, мягко говоря, не выигрышна.
Здесь вновь бросается в глаза ошибочность стратегии Израиля. Ставка на шахзаде изначально была слабой, как и надежды на какое-то «восстание» внутри Ирана при прилетах первых израильских ракет. А «вырастить» какую-то внятную произральскую или хотя бы прозападную оппозицию в Иране было просто невозможно, учитывая менталитет иранцев. Перетянуть же на свою сторону иранскую армию или КСИР оппозиция также не в состоянии. Моссад пришлось играть с теми картами, что у них были в наличии, а единственный туз в их колоде – шахзаде Реза.
Позиция дома Пехлеви в текущем конфликте может привести к его окончательному крушению и забвению.
Представления о том, что реставрация дореволюционной власти и формы правления вообще возможна и целесообразна, изначально были утопичны, а тут они еще и оказались подорваны политической близорукостью шахзаде. Его неожиданное сближение с Израилем само по себе уничтожает надежды на возвращение к власти. Какая-то призрачная надежда на возвращение в Иран у него была бы только в том случае, если бы он решительно встал бы на сторону Ирана или хотя бы попытался использовать свое влияние в иранской диаспоре в США на пользу Тегерана.
Но, видимо, жажда власти и реванша перевесила здравый смысл. В реставрацию власти дома Пехлеви сейчас не верит уже никто. Если в нее верит Тель-Авив — то перед нами еще одна большая ошибка Израиля.